Братья Карамазовы. Том 3. Книга 2
Шрифт:
И вдруг зазвонил колокольчик над входной дверью. Алексей Федорович, лениво встал и пошел открывать. На пороге стояли: председатель партии эсеров Чернов Виктор Михайлович, лидер партии социалистов-революционеров Савинков Борис Викторович и Азеф Евно Фишелевич – руководитель Боевой организации партии эсеров.
Входите…, – растерянно произнес Алексей Федорович, удивившись прибывшей депутации.
Мы к вам официально, – сходу начал Чернов.
Заходите в комнату. Случилось чего? – Спросил Алексей Федорович.
Случилось.
И вели себя там не подобающе, всю партию осрамили, – сказал Савинков.
Я письмо ему представил и о конференции сказал, – попробовал оправдаться, Алексей Федорович.
А о Боге, все еще размышляете? – спросил Азеф.
Иногда, надо признаться думаю, – ответил Алексей Федорович.
Вы вступили в нашу партию, это значит, что вы взяли обязанности на себя, что ни о каких самостоятельных планах, деловых переговорах без предварительного совета и разрешения Центрального Комитета не может быть. Исходя из этого я обвиняю вас в самоуправстве. Вы есть, нарушитель внутрипартийной дисциплины! – сказал Чернов.
Ни о каких двусмысленностях, недоговоренностях – тем более, – добавил Савинков.
Вам предоставляется грандиозная возможность: читать, учиться, а когда выяснится ситуация в России, мы определим вам роль в нашей партии, – сказал Чернов.
А пока пишите статьи. И знаете, мой вам совет: не думайте о Боге. Я вам давеча, еще в Париже доказал божьего небытия. Вот, и придерживайтесь этого, очень вас прошу, – сказал Азеф.
Преданность и откровенность перед партией! Вот, чего мы требуем от вас, – сказал Савинков.
А в остальном, вы свободны, – сказал Чернов.
Но товарищи, так жить нельзя, – вырвалось невольно у Алексея Федоровича.
Так жить нельзя.
Так жить нельзя! В разумности притворной,
С тоской в душе и холодом в крови,
Без юности, без веры животворной,
Без жгучих мук и счастия любви,
Без тихих слез и громкого веселья,
В томлении немого забытья,
В унынии разврата и безделья…
Нет, други, нет – так дальше жить нельзя!
Сомнений ночь отрады не приносит,
Клевет и лжи наскучили слова,
Померкший взор лучей и солнца просит,
Усталый дух алкает божества.
Но не прозреть нам к солнцу сквозь туман,
Но не найти нам бога в дальней тьме:
Нас держит власть победного обмана,
Как узников в оковах и тюрьме.
Не веет в мир мечты живой дыханье,
Творящих сил иссякнула струя,
И лишь одно не умерло сознанье-
Не то призыв, не то воспоминанье, —
Оно твердит: так дальше жить нельзя!
Семен Надсон,
(написано в 1882 году).
Можно, еще как можно. Если хотите, мы все так живем, – сказал Савинков.
Вы через Международное социалистическое бюро разослали
Я…, я…
Вы оппортунист. Вот вы кто, – заключил Азеф.
Нет, мне просто нужен секретарь, чтобы он координировал мою работу, – сказал Алексей Федорович.
И кого вы хотите в секретари? У вас есть кто-то на примете? – Спросил Чернов.
А что Петр Моисеевич, вам не подходит? – спросил Савинков.
Он скорей помощник, нежели секретарь, – ответил Алексей Федорович.
Так кого вам надо? – Спросил Чернов.
"Председателя Невского отдела", "рабочего" Петрова. Вот, кто мне нужен, – сказал Алексей Федорович.
Хорошо, выпишем вам Петрова, а пока никакой самостоятельности, – сказал Чернов.
Сидите тихо, и не заставляйте нас больше являться к вам, иначе следующее свидание может для вас стать последним. Зачем нам, отщепенцы и раскольники, – сказал Савинков.
Нам, позора не надо, – язвительно сказал Азеф.
Прощайте, Алексей Федорович, – сказал Чернов.
Не расслабляйтесь, – сказал Савинков.
Всех вам благ, – сказал Азеф и все трое как по команде развернулись и вышли за дверь оставив Алексея Федоровича, в недоумении.
ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Над Женевой лил дождь, снег на тротуаре под его воздействием стремительно таял. На ее улицы явился март месяц принеся с собой оттепель. Часы пробили восемь вечера после полудней. В домах по rue Carouge, уже зажегся свет. В этой пространственной обстановке, в шляпе с широкими полями, в кожаном плаще и лакированных ботинках ходил в зад и вперед Петр Моисеевич Рутенберг. Он периодически посматривал на окна второго этажа дома № 27, которые были тепло освещены.
Он был сильно разгневан из-за того, что его телеграммой вернули прямо с границы назад в Женеву. И теперь его страстная натура жаждала удовлетворения своих горячих эмоций и чувств, переполнявших его. Но что-то мешало ему подняться наверх и войти в желанную им обитель.
ДЕМОН
Часть II
VII
Вечерней мглы покров воздушный
Уж холмы Грузии одел.
Привычке сладостной послушный,
В обитель Демон прилетел.
Но долго, долго он не смел
Святыню мирного приюта
Нарушить. И была минута,
Когда казался он готов
Оставить умысел жестокой,
Задумчив у стены высокой
Он бродит: от его шагов
Без ветра лист в тени трепещет.
Он поднял взор: ее окно,
Озарено лампадой, блещет;
Кого-то ждет она давно!
И вот средь общего молчанья
Чингура 1 стройное бряцанье
И звуки песни раздались;
И звуки те лились, лились,
Как слезы, мерно друг за другом;