Братья крови
Шрифт:
Шли годы. Лаура Габриели, имевшая намерения вернуться в Милан еще в шестнадцатом году, задержалась в Северной Пальмире вплоть до коронации Николая Павловича. Тогда же Сергей Бестужев, оставивший службу по состоянию здоровья – пальцы левой руки отказывались сгибаться из-за плохо сросшегося сухожилия, – увлекся новомодными политическими движениями, стал ярым приверженцем республиканского строя и противником монархии. «Союз спасения» сменился «Союзом благоденствия», а потом плавно перетек в «Северное общество». Вместе с кузеном Николаем Сергей Бестужев готовил «Манифест к русскому народу», принимал участие в бесславно окончившемся восстании на Сенатской.
83
Милорадович Михаил Андреевич(1771—1825 гг.) – герой Отечественной войны 1812года, генерал от инфантерии, граф.
Сергея Александровича ранило шальной пулей. Когда мятежных солдат прогнали с площади, его посчитали убитым, одним из тех самых тридцати девяти тел во фраках и шинелях, о которых составлял донесение статский советник Семен Корсаков для департамента полиции. Но Бестужев выжил, уполз на квартиру к Габриели, где несколько дней скользил по тонкой грани между жизнью и смертью. Лекарей вызывать опасались – замешанных в бунте разыскивали жандармы. А раненому становилось все хуже – воспаление легких наложилось на гниющую рану. В конце концов отчаявшаяся итальянка предложила отставному корнету укус.
Такое часто случалось. Вампирам свойственно влюбляться в смертных, равно как и наоборот. Когда смертный сходится с бессмертным, трудно говорить о равенстве. Тогда мы очень часто нарушаем закон Великой Тайны. И очень часто влюбленные вампиры предлагают предмету своей страсти инициацию. Помнится, я уже упоминал, что далеко не каждый из кровных братьев может сделать из человека подобного себе? В Средние века подобные попытки не раз, не два и даже не сотню раз приводили к появлению «зверей» или к гибели человека во время инициации. В девятнадцатом веке уже научились без нужды не рисковать. Если вампир не был уверен в своих силах и умениях, то приглашали опытного мастера. Именно так и поступила Лаура Габриели. Она обратилась к Карлу Якобу фон Унгерну, выходцу из остзейских немцев, который к тому времени оставил службу императору и России и вел мирное, насколько это возможно, существование мастера гнезда. Маленького, но дружного и имеющего некоторое влияние на жизнь Санкт-Петербурга.
Фон Унгерн инициировал Сергея Бестужева, а потом несколько лет натаскивал его, чтобы новообращенный постиг писаные и неписаные законы кровных братьев. Позволю себе не распространяться о том, каким образом Сергей Александрович стал князем Северной столицы, – это сюжет для отдельного романа, который Жюстина никогда не напишет, ведь современному читателю интересна не правда, а слюнявые переживания подростков.
– Buona notte, la principessa, [84] —поклонился я. Собственно, на этом мои познания в итальянском заканчивались. – Gute Nacht, Herr Ungern. [85]
84
Доброй ночи, княгиня ( итал.).
85
Доброй
На немецком я смог бы связать на пару десятков фраз больше.
– Dobranoc, Andrzej, [86] —улыбнувшись, ответила княгиня, знавшая о моей нелюбви к приставкам «пан» или «господин».
Унгерн торжественно склонил чело. Именно так – не кивнул, не поклонился, по-другому не опишешь.
– Имею честь представиться в связи со своим визитом в Санкт-Петербург, – продолжал я. – Пребываю здесь по личным делам. Остановился у Жюстины Сангрэ. Клянусь не преступать законов, если не будет явной угрозы моему существованию.
86
Доброй ночи, Анджей ( польск.).
– Ах, оставьте, Анджей, – Лаура, прожив в России два века, говорила без акцента. – Я же знаю вас очень давно. И до сих пор вы не дали мне возможности усомниться в вашем благородстве и чести. Присаживайтесь. Что нового в Малороссии?
Я развел руками. Ну что рассказывать? Чем я, провинциал, могу развлечь княгиню из второй столицы империи? Правда, кое-что я намеревался сообщить Бестужеву.
Заняв предложенный стул, я отвечал:
– Все по-старому. Скука смертная.
– Да? – приподнял бровь фон Унгерн. – А как Амвросий? Давно не видал его.
– С Амвросием, хвала Великой Тьме, все в порядке. Скучает, как и все мы. Ну, разве что в прошлом месяце стаю «зверей» уничтожили. Немного развлеклись.
– Стая «зверей» в Киеве?
– Представьте себе.
Габриели вздохнула, а Унгерн, глядя в пол, проговорил:
– Очень хорошо представляю. Мы тоже одну стаю перебили. Сильные, подлецы… Будто высшие. И какой-то бред несли перед смертью. – Он поежился.
– О трононосцах Ниннкигаль? – Опешив, я брякнул то, что не собирался.
– И о предвестниках чумы, – мастер поднял глаза. К моему удивлению, в них читался страх. Унгерн был младше меня на пару веков, но вполне мог располагать сведениями, мне недоступными. В конце концов, он советник князя.
– И похоже, она грядет, – звонко произнесла Лаура. – В Петербурге мрут люди, словно мухи. Их врачи назвали новую болезнь «собачьим гриппом». Вы заметили, как много людей носят маски?
– Да, княгиня. Хотя многие их игнорируют. Меня вез таксист, который не озаботился защитой.
– Некоторым людям свойственно проявлять излишнюю осторожность, а некоторым – беспечность. Таковы они есть… В Киеве не так?
– Паники нет, так как я не слышал о смертельных исходах болезни. Но кое-кто, начитавшись газет, маски уже мастерит.
– Хорошо, когда нет паники. А Москва скоро впадет в ужас.
– Так Князь Сергей сейчас у Прозоровского? – догадался я.
– Если бы… – вздохнула вампиресса, за что удостоилась осуждающего взгляда от советника.
Фон Унгерн слегка помялся, но потом все-таки сказал правду:
– Мы не знаем, где Князь Сергей. Даже я, мастер, обративший его, не могу сказать, где он находится. Закрыться от уз нелегко, но нашему князю вполне по силам.
Я напрягся. Значит, не только Амвросий? Может, Совет вампиров России решил собраться на внеочередное заседание? Но зачем тогда делать из этого тайну? Ладно вассалы… Но мастер и княгиня?