Братья наши меньшие

Данихнов Владимир Борисович

Мы зажгли свет и убедились, что красть в гараже нечего. А значит, сигнализация не очень и нужна.

Обстановка здесь была довольно аскетичная: старые ковры и половики украшали стены и пол, в некоторых местах кнопками или скотчем к ним были пришпилены постеры с распутными девицами неглиже; на покосившемся столике примостился старенький компьютер (единственное, что имело здесь хоть какую-то ценность) и разбитый телефонный аппарат неприятного бурого цвета. Я поднял трубку, чтобы услышать гудок. Услышал. Вернул трубку на место.

Еще

здесь были: старая гитара, ржавый холодильник в дальнем углу и тумбочка рядом с ним. На тумбочке — фотография в рамочке снимком вниз и куча бумаг.

Игорь первым делом открыл холодильник, нашел там бутылку водки и несколько пластиковых стаканчиков.

— Будем?

— Поймут, что пили.

— Бутылка ополовинена. А если поймут… ну и ладно. Мы ничего больше брать не будем. Пускай. На билеты ведь потратились — хоть так долг вернем.

Я не ответил. Включил компьютер. Работал он медленно: такому старью самое место на свалке. Аналоговый модем тоже не внушал оптимизма.

— А как они сайт поддерживают? — спросил Игорь. — Ну в смысле разве компьютер не должен быть все время включен?

— Их сайт находится на бесплатном домене, — ответил я. — Ты лучше посмотри, что у Панина в тумбочке, а я пока пороюсь в компьютере. Быстрее, последний монорельс на город через полчаса!

В компьютере ничего интересного не было. Фотографии видов города, графоманские тексты панинских рассказов — все они начинались с фразы «герой проснулся на рассвете от ужасного похмельного синдрома»; маленькие игрушки вроде «Тетриса», музыкальные записи — колонок или наушников не нашлось, и я не представлял, как Панин их прослушивает.

Отыскал также несколько файлов-архивов, закрытых паролем; хакер из меня никудышный, поэтому я просто скопировал их на диск. Диск сунул в карман, чтобы завтра показать специалисту.

Игорек тем временем распотрошил тумбочку. Нашел кучу исписанных нотных тетрадей и лекции и принялся внимательно их проглядывать. Вскоре бросил это дело, налил в пластиковый стакан водки и хряпнул самостоятельно. Высморкался в заготовленный платок. На платке осталась кровь, и он одобрительно хмыкнул.

— Ничего не нашел?

— Фигня всякая. Ничего.

— Тогда пош…

Снаружи зашумели, зашелестела гнилая листва, заскрипели сухие ветки под чьими-то ногами, отчетливо тявкнула собака. Со всех ног я кинулся к выключателю и щелкнул им. Замер в кромешной темноте. Старался не дышать, а Игорь следовал моему примеру, и я совсем его не слышал.

— Здесь кто живет? — Голос был властный, чуть хриплый. Как у Высоцкого.

— Семка Панин… — Просящий, тонкий, почти детский голос. Студент? — Ты же знаешь…

— Я тебе что говорил? Что я Панину говорил? Чтоб завтра же закончили балаган! Рекс, стоять! Чертова псина, живодерам тебя сдать на мясо надо…

— Пап…

— Я тебе сейчас не папа. Я тебе сейчас товарищ милиционер. Почему дома не ночуешь? Какого черта к этим придуркам в общагу пошел?

— Я…

Стук

в дверь — совсем рядом с замком. Замком, который валяется, забытый, на земле, там же, перед дверью. На улице темно, но все-таки не настолько, чтобы не заметить — замка нет. Нет его!

Я проклинал себя и особенно Игоря. Почему не подумали? Не приладили замок на место, чтоб казалось, будто дверь закрыта?

— Сейчас мы с этим Паниным поговорим…

Стук в дверь.

— Пап… то есть, товарищ милиционер, говорю ж вам, нету его там… он у подружки сегодня обещался ночевать… а подружкин отец, кстати, в ФСБ работает…

— ФСБ нам не указ! — со злостью ответил хриплый. Пнул дверь ногой — она задребезжала, но не открылась и не скрипнула.

— Ключ давай. У тебя есть, я знаю.

— Нету, па… Товарищ милиционер! Потерял… ой…честно, честно потерял!

— Брешешь, сучонок!

— Нет!

Мы замерли. Я напрягся: дурацкая идея со взломом панинского гаража казалась теперь еще более дурацкой, и я обзывал себя самыми последними словами, клялся, что ума у меня меньше, чем у самого тупого робота, обещал самому себе, что больше никогда…

— И запомни: не водись с общажной швалью, а особенно с этим Паниным…

Голоса растворялись в звенящей гаражной тишине. Собака тявкала вдали, а потом и вовсе замолчала.

— Чуть в штаны не намочил от страха, — признался Игорь.

Я зажег свет.

Кровь хлестала у него ручьем.

Чуть позже мы ехали в вагоне монорельса, на который едва успели. На площадке перед платформой все так же стоял водитель «волги». Кажется, он уснул. Из приоткрытого окошка вился тонкой струйкой серый табачный дым, а к запаху никотина примешивалась горчинка.

В вагоне нас ударило с новой силой; страх выходил у меня в виде непрекращающейся дрожи, а у Игорька продолжала течь кровь. Большущий платок уже наполовину потемнел, пятна появились и на дерматиновой обивке скамейки рядом с Игоревой задницей.

Соседей в вагоне было несколько: в дальнем углу дремала молодежная компания. Против ожидания вели они себя мирно и даже не курили. Наверное, потому, что среди них была девушка. Напротив плотный мужичок, близоруко щурясь, читал книжку в мягкой обложке. Автором значилась некая Марья Пельш, мастер современного детектива. Ее фотография была выведена на обложку.

— Миленькая, — сказал Игорь. — Похожа на ту, что на тумбочке у Панина твоего стояла.

— Разве там не Лерка была?

— Нет, Киря, — помотал головой мой друг. — Не Лера, а вот эта. — Он вытянул из-за пазухи фотографию.

Вагон несся на приличной скорости; в окошко дул ветерок, который, казалось, трепал волосы девушки с фотографии. Девчонка действительно была миленькая: не толстая, но и не худая; жиденькие волосы цвета соломы, карие глаза, губы пухлые, щечки румяные — этакая пышечка. Но все равно милая, не отнять. Невинная, что ли.