Братья наши меньшие
Шрифт:
Справа возникли выцветшие, наводящие на мысль о дряхлых старухах хрущевки.
Нам надо было туда.
Возле перекрестка у нас появились первые проблемы. Во-первых, две соседние хрущевки, которые на карте были обозначены сплошным прямоугольником, оказались совсем даже разными зданиями. Во-вторых, одно из них было общагой местного техникума, в котором учился Панин, и как раз сегодня студенты что-то праздновали и успокаиваться, похоже, не спешили. Было далеко за полночь, а они, вытащив колонки на улицу, слушали музыку и танцевали под окнами родной общаги.
— Так даже лучше — в шуме на нас не обратят внимания.
На шоссе замигало красным и синим; мы одновременно шагнули в тень и прислонились к забору. Мимо промчалась милицейская «девятка». К счастью, нас не заметили: милиционеры спешили к общаге. Видимо, на неугомонных студентов стукнули из соседней хрущевки.
Студенты заметили прибытие незваных гостей и приглушили музыку, некоторые резво нырнули в подъезд. Самые смелые (или пьяные), впрочем, остались. Их судьбе я не завидовал.
— Пошли. — Я тронул Игоря за рукав. — Самый подходящий момент.
— Не поверишь, Киря, столько адреналину, что даже страха нет, — сказал Игорь, потирая руки.
— Сейчас будет дополнительная инъекция, — сказал я. — И приготовь носовой платок, закон все-таки нарушаем. Твои сосуды не выдержат.
— Хорошо бы, — вздохнул Игорь.
Под стенания несчастных подростков и крики милиционеров мы пересекли улицу и потопали вдоль хрущевки. В некоторых местах общагу от нас загораживали гаражи, и это было хорошо. Еще лучше было то, что легавые и студенты не обратили на нас внимания, занятые друг другом. Кто-то из студентов запел матерную песню. Потом послышались глухие удары, но студент все равно пел, а удары становились яростнее, и студент пел тише, но все равно пел, как настоящий революционер, а потом все-таки замолчал. Мне стало жаль студента.
Нужный гараж крайний, он покрашен коричневой краской. Я видел его не только в видении, но и на фото.
— Тоже на карте нарисовано было? Или Лерка тебя фотографией снабдила?
— Не-а. — Я помолчал. — Как-то залез в документы шефа, а у него там очень много интересного хранится насчет сотрудников, их детей и возлюбленных детей, если таковые имеются. Про меня тоже много было; впрочем, речь не об том.
— Иногда я жалею, что помог тебе устроиться в Институт, — весело сказал мой друг. От его хандры не осталось и следа. — Ты ж меня кругом подставляешь, Кирчик.
Нужный гараж мы нашли быстро; площадка перед ним была относительно чистой. На ней имелся пенек «для курения», рядом с которым стояла пол-литровая банка из-под растворимого кофе, забитая окурками; левее расположились металлический столик и скамейка, переделанная из детских качелей. Над головой из окна хрущевки тянулись провода, телефонный в том числе, которые исчезали в отверстии под самой крышей гаража. Щели в железных воротах были утеплены монтажной пеной; кусками подтаявшей сахарной ваты она торчала по периметру ворот. В нескольких местах пену пытались счистить ножом, но потом, видно, надоело — и бросили.
— Хорошо устроился,
— Ушел от родителей полгода назад, — сказал я. — Здесь у него друзья живут, в техникуме вместе учатся; всей компанией сайтом занимаются; торгуют через Интернет помаленьку, реклама, то-се. В гараже их мозговой центр; в нем же ночует и Семен. Обычно.
Мы подошли к гаражу. Игорь уселся на пенек и принялся с умным видом разглядывать замок. Замок был висячий, массивный. Новенький — он влажно поблескивал, купаясь в свете ущербной луны.
— Сейчас самое сложное, — прошептал я. — Сможешь так открыть или железяку какую-нибудь поискать?
— Замок легкий, — сказал Игорек. — Ради смеха мы такие у нас во дворе шпилькой открывали.
— Вот еще что, — сказал я. — Есть ведь, наверное, какая-то сигнализация, раз такой простой замок? Все-таки там должна быть дорогая техника: компьютер, телефон…
— А чего теперь думать, раз приперлись? — возразил Игорь. Он встал, размял руки — жалобно хрустнули суставы, — достал из кармана сигарету и большую скрепку(когда успел припасти?). Сигарету сунул в рот и прикурил. Я хотел сказать, чтобы он потушил сигарету, потому что ее могут увидеть из окна, но передумал. Игорю нужен свет.
Мой друг размотал скрепку, сунул кончик ее в замочную скважину, ругнулся, выдернул скрепку, сложил края вместе, согнул чуть, снова воткнул в скважину, что-то поддел.
— Хорошо… есть, милая, есть…
— Открывается? — спросил я нетерпеливо.
— Нет, пока… я про нос…
Я зашел сбоку; в неверном свете сигаретного огонька было видно, как по Игорьковым усам стекают черные капли; они попадали на губы, и мой друг поднимал голову, разрешая крови протечь в рот, глотал ее и возвращался к замку.
— Не стал я еще тварью бездушной, нет, — пробормотал Игорь, — человек еще, могу на свете пожить…
Замок щелкнул.
— Опля, — шепнул Игорек, откладывая замок в сторону. Взялся за створки и сказал: — Если благие намерения ведут в ад, то богопротивные, несомненно, в рай. Бог любит отступников и грешников. Главное — успеть перед смертью исповедаться. И раскаяться. Причем надо делать это искренне, тогда прокатит.
Ворота, открываясь, не скрипнули — наверное, Семен периодически смазывал их; мы приоткрыли их немного
и нырнули во тьму. Я нащупал выключатель, но нажимать не спешил, потому что в голову пришла одна мысль. Я шепнул Игорю:
— Посмотри снаружи, когда я свет включу, видно или нет?
— Без проблем.
Я щелкнул выключателем, подержал секунду и снова потушил свет. Игорек вернулся с хорошей новостью: все щели в гараже «запенены» прекрасно, света не видно. Единственный источник света — маленькое окошко для вентиляции располагается под самым потолком и прикрыто темной сеткой. Находится оно в той стене, которая расположена к дому под углом, близким к девяноста градусам, и скрыта к тому же соседним гаражом. В общем, полный порядок.