Братья

Ялкут Селим Исаакович

— Они угрожают нам?

— Не в первую очередь. Пока, слава Богу, они охотятся за своими. Я знаю про багдадского эмира. Он верует, как они, в Магомета, и тем не менее гашишины раз за разом шлют к нему убийц. Он пытался уничтожить их и теперь прячется в своем дворце, как загнанный зверь. Нам нужна большая осторожность, но среди наших, к сожалению, горячих голов намного больше, чем тех, кто способен спокойно рассуждать.

Тем временем они миновали несколько комнат, густо заполненных людьми. Дымный свет скупо выхватывал голые стены, увешанные оружием и лишь кое-где —

коврами. Потолки были низкие и, вообще, дворец выглядел совсем небогато.

— Так оно и есть. — Артенак угадал мысли Франсуа. — Если бы ты побывал в Константинополе, то не признал бы этот дом за дворец. Болдуин равнодушен к роскоши.

Не успел Артенак договорить, как они оказались перед королем. Болдуин сидел на возвышении. В подножьи деревянного трона покоились резные львы. Несколько лет назад трон доставили из Рима по приказу Папы. Лодка, перевозившая груз с корабля, перевернулась, но трон остался на мелководье, и, как говорили, сам выкатился на берег Святой Земли. Событие это было признано чудесным, хоть и оспаривалось константинопольской церковью. Латинянам оно еще раз подтвердило правоту собственного учения.

Болдуин сидел неестественно прямо. Король был высок, грузен и сейчас ему было нехорошо.

— У него часто болит спина. — Успел шепнуть Артенак, и они вступили на красный ковер, который тянулся по ступеням к покоящимся на скамеечке ногам короля. Болдуин больше лежал, чем сидел. Лицо его было искажено гримасой. Полуседые волосы падали на плечи, глаза из-под набрякших век смотрели остро, а длинной нос напоминал клюв сильной птицы.

— Я тебя жду. — Голос Болдуина выражал неудовольствие.

Вместо ответа Артенак вывел Франсуа вперед. — Я задержался, чтобы привести к тебе нашего друга. Ты должен помнить его отца, который шел вместе с нами от самого Константинополя. Он был вместе с королем Готфридом и погиб, когда мы брали город. Теперь приехал сын, чтобы служить тебе.

Лицо Болдуина смягчилось. — Отпусти его руку. Он может стоять без твоей помощи. Его ноги тверже наших.

— Хорошая новость. — Болдуин обратился к Франсуа — У нас не хватает солдат. Я сумею достойно вознаградить тебя. Выбери подходящее жилье от моего имени. И приходи сюда с утра.

— Он будет жить у меня. — Сказал Артанак, как о деле решенном. — Пока длится мир, есть время, чтобы осмотреться.

— Что-то мы часто говорим о мире за последние дни. — Пробурчал король. — Мир — самое красивое слово, которое я слышу. Но всего лишь слово.

В зале было тихо. Гости почтительно прислушивались к разговору.

— С тобой. — Болдуин ткнул пальцем в Артенака, — я хотел бы сыграть в шахматы. Оставь его. Пусть развлекается. А мы займемся играми, более подходящими для нашего возраста.

Болдуин тяжело поднялся, раздраженно отмахнувшись от бросившихся на помощь придворных. — Сам, я сам. — Король был раздосадован недомоганием, руки его, несмотря на жару, были в перчатках. Осторожно ступая и прихрамывая, Болдуин обогнул трон и скрылся за дверью. Артенак поспешил следом. Франсуа остался один.

Теперь раздраженное настроение короля не мешало веселью. Стало шумно. Сверху с

небольшой галереи из-под самого потолка понеслись звуки музыки. Играли на лютне и скрипке, звук которой был Франсуа знаком с детства. Мелодия была грустной, рождала вздохи, а может, у наиболее чувствительных, слезы печали по оставленной далеко родине.

Но предаться воспоминаниям Франсуа не дали. Белокожая женщина с надменным застывшим лицом, неторопливо обмахивалась веером. Она с любопытством оглядела Франсуа.

— Ты — Дюплесси? У тебя есть брат по имени Михаил?

— Есть. Но я не видел его уже несколько лет.

Дама кивнула, удовлетворенная ответом. — Если останешься в городе, тебе непременно расскажут обо мне. Я хочу опередить чужие языки. Ты знаешь, кто я? Нет? — Окружавшие дамы удивленно вздохнули. — Меня зовут Миллисента. Можешь навестить меня. Я буду рада.

Миллисента отвернулась, продолжая разговор, а Франсуа, пятясь, отошел. Впечатлений для первого дня было достаточно. Он присмотрел укромное место в нише за выступом стены. Зал был полон, люди теснились, сплетничая и обсуждая друг друга, не забывая, впрочем, обмениваться приветливыми улыбками. До Франсуа то и дело долетали обрывки разговоров.

— Человек, который в первый день представлен королю и Миллисенте, может рассчитывать на успех. — Услышал он о себе. — Если он к тому же удачлив в бою, хотя бы вполовину. — Подхватил собеседник. Франсуа видел лишь спины, тут же сменившиеся другими. Гости расхаживали по кругу.

— Вон он стоит — предмет любви и ненависти герцогини. — Произнес кто-то рядом.

Франсуа увидел крепкого чернобородого человека, одетого с замечательной роскошью. Красный плащ был стянут на шее бабочкой из чистого золота, лента, протянутая через плечо, опоясывала грудь и была расшита золотым узором. На ногах были белые сандалии с золотым ободом.

— А каков меч, — с насмешкой продолжал голос. — Он достает им мясо из зубов.

Оба собеседника рассмеялись. — Венецианцы везут посуду с меньшими предосторожностями. Слуги втащили его прямо в зал. Сколько было шума.

— Еще бы. Испачкать такие замечательные туфли. Он держит парикмахера и обливается розовой водой. А пыл тратит на мальчиков, как турок.

— Вот-вот. Все они воняют маслом, уксусом и луком.

— Этот павлин лезет из кожи вон, чтобы понравиться Миллисенте.

— Она тычет булавками в служанок, когда слышит его имя.

— Все равно. Они что-то затевают. Епископ ездил в Константинополь, а потом говорил с Болдуином. Уверен, они подбивают его на войну…

Голоса исчезли, и Франсуа облегченно вздохнул. Беспокоила мысль, что он может сойти за шпиона. Он вспомнил предупреждение Артенака, только держась в стороне, можно не попасть в сети интриг. Усталость, накопившаяся за день, стала сказываться, и Франсуа даже задремал, стоя, убаюканный музыкой и шумом. Когда он открыл глаза, то увидел Болдуина, который, тяжело, боком, ступенька за ступенькой, спускался в зал. От помощи услужливых рук король отказался. Появился и Артенак. Гости задвигались, отправляясь в соседнюю комнату, где были накрыты столы.