Брайтон-Бич опера

Зернов Леонид

— Не может, а точно, — говорит Грег. — Точно прав.

— Ну, я пойду? — после ещё одной паузы говорит Даша.

— Я тебя провожу, — говорит Грег.

— Не надо, — говорит Даша. — Смотри, дождь какой. А я в плаще.

— Хорошо, — говорит Грег. — Я позвоню завтра?

— Позвони, — говорит Даша.

Грег наклоняется к ней и целует в щеку.

— Всё будет хорошо, — говорит он. — Вот увидишь.

Даша вылезает из машины и поднимает воротник плаща.

Мерзкий холодный дождь — такой, какой в декабре только в Нью-Йорке, наверное, и бывает. Пустынная улица. Голые деревья, по кривым веткам которых

стекает ледяная вода.

Грег заводит мотор, мигает пару раз фарами. Даша машет ему рукой. Поезжай, мол. Автомобиль легко трогается с места, постепенно набирая скорость, сворачивает за угол и исчезает из виду. Даша делает шаг по направлению к своему дому и тут же резко останавливается.

— Ты? — говорит она. — Ты… Так всё-таки ты здесь, оказывается.

— А чего ты его сегодня с собой не привела? — говорит Илья.

— Работает он, — говорит Алёна. — Там же расписания вообще нет никакого. Когда хотят, тогда и вызывают. И надо всё бросать и везти их — куда скажут.

— Ничего, зато в тепле, — философски говорю я, как будто сам я на стройке вкалываю.

В этот момент звонит Татьянин мобильник. Он у неё совсем недавпо появился, и номера этого почти ни у кого и нет ещё.

Я вопросительно смотрю нa нeё.

— Алло, — говорит Татьяна и, прикрыв трубку, одинми губами беззвучно произносит: «Зарецкая». Это чтобы объяснить мне, кто звонит.

— Да, Мариш, — говорит Татьяна уже полным голосом. — Да, можем, конечно.

Она отключает телефон и поворачивается к Миле:

— Ты на машине?

— Да, — говорит Мила. — Но я никуда ехать не могу. Я пьяная.

— А что случилось? — говорю я.

— Там, — говорит Татьяна и смотрит на меня так, что мне становится не по себе. — Даша.

Мила гонит со скоростью, превышающей всё допустимые пределы, и до Зарецких мы буквально долетаем за каких-нибудь двадцать минут. За всё это время Татьяна не произносит ни слова и категорически отказывается отвечать на какие бы то ни было мои вопросы.

Уже от поворота видны полицейские мигалки, две машины «Скорой помощи» и толпа любопытных, которых даже дождь проливной и холодный остановить конечно же не в состоянии. Мы с Татьяной выскакиваем из автомобиля, не дожидаясь, пока Мила найдет место для парковки. Вернее, это Татьяна выскакивает и бежит в дом, а я только безуспешно пытаюсь её догнать, но невольно останавливаюсь возле огромного красного пятна на ведущей к дверям дорожке. Дождь уже размыл его, но стекающая в сторону проезжей части вода всё равно розовая. Это даже в искусственном свете фонарей видно.

Татьяну в этот момент задерживает стоящий на пороге полицейский, и минуты две уходит на то, чтобы объяснить ему, кто мы такие, но зато внутрь мы входим уже вместе.

На первом этаже у Зарецких огромная гостиная. Там, за массивным столом из чёрного мрамора сидит Антон в окружении ещё нескольких полицейских и что-то им объясняет. Вид у него такой, как будто он уже в сто двадцать первый раз повторяет одно и то же. Увидев нас, он делает неопределенный жест рукой, показывая куда-то вверх. Татьяна бросается к лестнице, ведущей на второй этаж, а я покорно следую за ней.

На втором этаже неожиданно тихо и пустынно. В широком коридоре, по стенам которого, как и во всем доме, развешаны картины и прочие украшения, нет никого. Татьяна останавливается в нерешительности, а я наугад толкаю первую дверь. Розалия Францевна

сидит в кресле и совершенно неподвижным взглядом смотрит в окно, за которым дождь льёт всё сильнее и сильнее.

— Простите, пожалуйста, — говорю я.

Мы доходим до следующей двери и на этот раз негромко, но настойчиво стучим.

— Ну что ещё? — раздается голос Марины, которого я ни за что нe узнал бы, если бы не знал точно, что, кроме неё, тут никого быть не может.

— Мариш, это мы, — говорит Татьяна и, не дожидаясь ответа, открывает дверь.

Мы входим в комнату. Марина на коленях стоит возле кровати, на которой лежит Даша. В комнате темно, и свет, проникающий сюда из коридора, — это единственное освещение.

— Спасибо, что приехали, — говорит Марина, а Татьяна быстро идет к постели и берет Дашу за руку. Я тоже подхожу ближе и вижу, что Даша лежит с широко открытыми глазами и не двигается. Лицо у неё бледное, а плащ, который с неё почему-то не успели снять, весь испачкан чем-то красным.

— Что случилось? — говорит Татьяна.

— Я не знаю, — говорит Марина. — Ни слова добиться не могу. Может, она тебе скажет. — Дашенька, что случилось? — говорит Татьяна, но Даша молчит. Татьяна смотрит на меня в расчёте па ноддержку, по я только пожимаю плечами.

— Что произошло? — опять говорит Татьяна, но ответом ей снова всё то же молчание.

Марина показывает нам па стоящие в другом углу стулья, молча приглашая сесть, и я покорно отправляюсь за ними.

— Я ничего не сделала, — вдруг раздается у меня за спиной Дашин голос. — Я ничего не сделала ему. Я даже сказать ничего не успела. Ничего… А пистолета я вообще не видела. Что-то в руках у него было, но темно ведь, и дождь такой… Я думала… Я только хотела ему одну вещь сказать, объяснить всё, а тут как грохнет…

— Слава богу, с Дашенькой всё в порядке, — говорит Марина.

— Так он не в тебя стрелял? — говорит Татьяна.

Даша отрицательно качает головой.

— Вообще в тебя не стрелял? — говорит Татьяна.

— Нет, — говорит Даша. — Один выстрел всего. В себя. Сразу. Я даже сказать ничего не успела. Бросилась к нему, но потом уже…

Я выхожу из комнаты, спускаюсь обратно на первый этаж, пробираюсь через толпу полицейских на улицу. Возле самого дома стоит машина «Скорой помощи» с открытой задней дверцей. Я заглядываю внутрь и вижу носилки, на которых лежит покрытое белой простыней тело. Лицо тоже закрыто, а там, где у тела должен быть живот, на простыне огромное пятно всё того же красного цвета, только уже не розоватого, как на дороге, а темного, даже бурого какого-то. Я пытаюсь закурить, но сигарета тут же промокает насквозь под ледяным декабрьским дождем, конца которому, похоже, не будет уже никогда.

ВЕЧНАЯ МУЗЫКА

(Новогоднее караоке)

Игоря хоронят за счёт города. Сначала мы хотели разыскать хоть каких-то его родственников в России и отправить гроб туда, но потом отказались от этой затеи. Оказывается, чтобы покойника самолётом послать, нужно немереные тысячи выложить, а ни у кого из нас таких денег нет. У Зарецких есть, конечно, но они вряд ли согласились бы. Никто им даже предлагать не стал. Вот и получается, что в тот день, когда вся Америка отмечает свой наилюбимейший праздник «Кристмас», мы стоим под мокрым снегом и не знаем, куда спрятаться от пронизывающего насквозь ветра.