Брелок с тайным посланием

Кранц Генрих Генрихович

На мгновение во дворе все затихло, и Лешкин сжался от напряжения – как же Мося ответит?

– Дорогой Мистер, или как вас там называют? Придет время, и вы тоже состаритесь. И над вами тоже будут смеяться! Или вы полагаете, что всегда будете таким же как сейчас?

– Мне дряхлость не грозит! – торжествующе заявил Мистер. – Придет время, и меня отвезут на станцию, а оттуда я выйду как новенький.

– И я тоже всегда буду прежней, – подхватила Кира. – Меня все любят и лелеют. Меня никогда не бросят.

– Ладно, пусть будет

так – вздохнул Мося. – Время рассудит…

Он замолчал.

Теперь Лешкин был абсолютно уверен – он случайно подслушал разговор автомобилей, стоящих у второго подъезда. Мося – это «Москвич» старика Кувалдина. Писклявая Кира – розовая «КИА» с нарисованными снежинками на капоте. Ее хозяйка – невысокая суетливая тетенька, которая всегда ходит в спортивной шапочке с помпончиком. Старик Кувалдин зовет ее Помпошей.

А Мистер – не иначе, как директорский «Форд». Ишь, какой важный! И выпендрежный!

Правая нога затекла, и Лешкин переменил позу. Он повернулся, и ему вдруг показалось, что в дверях блеснула полоска света. Проснулась мама?

Он легким, кошачьим движением сиганул с подоконника и одним прыжком оказался в постели. Нажав на кнопку, отключил брелок и мир ночных звуков обступил его со всех сторон.

В окне снова забился ветер, в соседней квартире заплакал ребенок – Лешкин слышал это через стенку. Он на сунул брелок под подушку, положил горячую щеку на ладонь и через мгновение унесся в другой мир – обволакивающего, сладкого сна.

Мама, одетая в белый пуховик, повязанная цветастым платком, стояла в дверях, давая ему последние напутствия:

– В двенадцать выпьешь таблетки, они лежат на полочке. Запивай их водой, не колой…Потом пообедаешь – суп в холодильнике, пицца на столе. Конфеты не есть, слышишь?

– Конечно, слышу! – сказал Лешкин, ощутив как рот мгновенно наполнился слюной – так ему захотелось конфету.

Если бы мама не сказала, он бы, наверное, и не вспомнил.

– Телевизор не смотреть. Когда придешь с прогулки, не забудь помыть руки!

– А то! – сказал Лешкин. – Я уже целый год не забываю.

Это было правдой: после того, как он прошлым летом съел целую миску немытой клубники и у него три дня болел живот, Лешкин всегда мыл фрукты и овощи. А заодно – и руки…

– И гулять не более часа! – сказала мама. – Дверь захлопнешь, ключ повесишь на грудь под куртку. Я тетю Веру попрошу, она за тобой проследит.

– Что я маленький, чтобы за мной следить! – обиделся Лешкин.

Он немного побаивался тетю Веру – крупную, строгую женщину, консьержку, которая дежурила на первом этаже. Лешкину всегда казалось, что эта молчаливая, мрачноватая тетка , в случае чего, может и уши надрать.

– Ничего, мне так спокойней будет. – мама повернула ключ в замке. – И пожалуйста, помни – тебе уже восемь лет! – она приоткрыла дверь и вышла на лестницу. – Сто лет тому назад мальчики в твоем возрасте уже работали на заводе.

Она взмахнула рукой, улыбнулась

и захлопнула дверь, не дав Лешкину и слова сказать. Жаль, а то бы обязательно сказал. Про то, что он бы и сам с удовольствием поработал бы на заводе. В октябре они ходила на завод, где выпускают экскаваторы. И сказать честно, он ничего в своей жизни интересней, пожалуй, не видел. Это даже интересней, чем парк Юрского периода. Или «Звездные войны». Гигантские цеха, похожие на инопланетные города, медленно ползущие конвейеры, подъемные краны, бегающие высоко под крышей. От этого зрелища захватывало дыхание.

Но мама знала, когда он начнет возражать. И закрыла дверь.

Допив чай и быстро дожевав бутерброд с колбасой, Лешин помчался в свою комнату. Странно, иногда ему казалось, что в присутствии взрослых, скорость его передвижения по квартире падала в два раза. Может быть, у взрослых где-то в складках одежды таится замедлитель скорости? Или он является единственным в мире обладателем замедлителя скорости, о котором никто не знает? Надо будет как-нибудь хорошенько покопаться в самом себе, возможно, он где-то и отыщется?

Утром, едва проснувшись, Лешкин на всякий случай проверил, как работает брелок. Увы, никаких разговоров услышать не удалось. Только длинные, протяжные вздохи. «Это, наверное, Мося вздыхает» – решил Лешкин.

И ему захотелось побыстрее спуститься во двор, подойти к Мосе и сказать ему что-то вроде: «Дорогой друг! Не надо унывать! Как говорит мама, наше настроение в наших руках. Ты прекрасен хотя бы потому, что ты есть! А если у тебя нет друзей, я готов стать твоим другом!!!».

Вот что он скажет Мосе, когда спустится во двор. Подумав об этом, Лешкин стал одеваться с реактивной скоростью, так что рубашка и джинсы затрепетали в его руках, как живые.

Он уже хотел выскочить из квартиры, когда вспомнил о конфетах. Нет, ему совсем не хотелось обманывать маму. Ведь она просила не есть конфеты. Он и не будет их есть – он съест только ОДНУ конфету. А про ОДНУ мама ничего не говорила.

Разглядывая себе я зеркале лифта, он быстренько доел конфету. Лешкин опасался тетю Веру – она была наблюдательной, как полицейский. Так что мимо нее он должен был пройти в идеальном виде – с пустым ртом, в вычищенных ботинках и натянутой до самых бровей шапке. Ни одного шанса кариесу, пищевому расстройству и простуде!

– Здравствуйте, Вера Сергеевна! – сказал он, с достоинством проходя мимо.

– Стой! – вдруг приказала тетя Вера.

Так иногда разговаривал со своим сеттером старик Кувалдин. Хотя нет. С сеттером разговаривали мягче.

– Да? – Лешкин с улыбкой посмотрел на тетю Веру.

Она сидела за столом большая, монументальная, как памятник.

– Ты не забыл, что сказала мама?

– А то! – хмыкнул Лешкин. – Чтобы я слушался вас.

– Верно! Молодец! – расплылась в улыбке тетя Вера. – Ты главное, не опаздывай, ясно? А теперь – ступай!