Бремя империи

Афанасьев Александр

Гирман и продвинул эту идею. Гирман и Путилов, ведь именно Путилов предложил казнить боевиков и их лидеров без суда и следствия. Путилов продвинул по своим каналам, Гирман по своим — через тех же Кузнецова или Воронцова.

А как только начнется — тут и британские войска подоспеют, которые концентрируются совсем неподалеку.

И теперь эта Казань. Конгресс-центр, соревнования чтецов Корана. Совсем новая, не укладывающаяся в картину информация.

Стоп, стоп, стоп.

Опять не складывается. Даже первоначальная картинка.

С

чего это убитые лидеры Аль-Каиды станут религиозными авторитетами? Мулла Джималь? Так его уже прославили, люди плюются при упоминании его имени. С чего бы обычному, законопослушному, исповедующему ислам гражданину выходить на улицу по поводу расправы над террористами, терроризирующими весь регион. Если он и выйдет — так только для того, чтобы воздать хвалу властям, избавившим город от постоянного страха, а как избавившим — неважно! Главное, что избавившим. Да, выйдет на улицу процентов десять населения — те, кто всегда поддерживал сепаратистов. Хватит ли этого? Нет!

А с чего британцы вдруг направят свои войска, решатся на прямую поддержку мятежников, ведь сил у них явно меньше, даже сравнивать глупо.

Не сходится.

Значит, либо есть что-то еще, что-то, чего он не знает. Либо вся конструкция заговора, которую он придумал, не имеет ничего общего с действительностью и заговор кроется совсем в другом месте, например — в той же Казани. Возможно, Бейрут и то, что в нем происходит, — это всего лишь маневр, отвлекающий от истинного направления удара.

А решение принимать надо. Сейчас. Цакая чувствовал, не понимал, а именно чувствовал, хотя и говорил, что чувства не основание для принятия решений, а все равно чувствовал, что решение надо принимать сейчас.

И он его принял.

— Готовьте самолет, Павел Порфирьевич. Возьмите аналитиков и силовую группу человек сорок. Вылет сегодня ночью, направление — Бейрут. Также передайте в Казань, пусть усилят режим безопасности на этих соревнованиях чтецов Корана и вообще в городе. Максимально усилят, насколько возможно. Если нужно — пусть собачатся с Духовным управлением, пусть вводят «Огненную завесу» своим решением, я потом санкционирую задним числом. И передайте в Бейрут срочной телефонограммой за моей подписью — найти и задержать Кузнецова и Воронцова до выяснения.

— За ночь я персонал не соберу, — сказал Ковалев, — дежурная группа есть, а аналитиков удастся собрать только с утра. Раньше утра не получится, Каха Несторович.

— Тогда с утра. Но самое главное — задержать Кузнецова и Воронцова. Любой ценой!

Многоопытный товарищ министра внутренних дел на сей раз ошибся. Пытаясь выстроить логическую цепь из тех фактов, что были в его распоряжении, он априори предполагал, что все факты взаимосвязаны между собой. Именно поэтому он предположил, что Кузнецов и Воронцов, либо один из них, либо оба сразу, вольно или невольно работают на британскую разведку. В то, что реализуемая в Бейруте операция действительно является предложением князя Воронцова, он не поверил, слишком много фактов было против этого. Поэтому товарищ министра и предположил, что провокация будет прежде

всего в Бейруте, а не в Казани. Это и была та самая ошибка, которая привела к тяжелейшим последствиям…

Бейрут, район Борж эль-Бражнех

Вечер 29 июня 1992 года

То, что Юлии нет, я понял не сразу. Надо было обыскать тех, кого я застрелил в коридоре. Трое, все трое по виду арабы. У одного какая-то тяжелая, похожая на кистень цепь, у одного — дешевый американский револьвер, у третьего — резинострел, который продается по паспорту, с шестнадцати лет. Естественно, ни у одного нет документов, в кармане — какая-то мелочь.

В дверь постучали, я машинально положил руку на рукоять пистолета.

— Можно войти, князь? — послышалось за дверью.

Знакомый голос.

— Извольте! — крикнул в ответ я.

Как на светском приеме…

Иван Иванович осторожно открыл дверь, вошел. Хмыкнул, глядя на распростертые под ногами тела и намокший от крови ковер.

— Хоть одного, наверное, можно было живым?

— Нельзя! — отрезал я. — Они вошли втроем, света не было, какое у них оружие, я не видел. В этих условиях любое промедление может скверно кончиться. Или я, или они — тут третьего не дано. Да и учили меня стрелять так, что сразу — и наповал.

— Хорошо учат в морских училищах… — с какой-то иронией заметил Кузнецов.

— Жаловаться не приходится.

— А где ваша дама? Вы с ней объяснились?

Объяснился…

— Я хочу, чтобы она покинула страну, — твердо сказал я. — Опасности она мне не представляет, крови на ней нет.

— Вы много хотите, господин Воронцов. На ней висит обвинение в шпионаже.

— Труднодоказуемое.

А где, в самом деле, она…

— Юлия!

Ответа не было.

Я прошел к двери в ванную, постучал.

Дверь была заперта.

Замок поддался с первого же удара, хотя коридор был узким, но ударил как надо — замок вылетел с хрустом, дверь ушла внутрь…

Кровь на белом кафеле казалась иссиня-черной…

— Дура! Сука, дура проклятая!

Я плохо помню те мгновения. Описать их и вовсе невозможно. Первое, что я сделал, — с размаху хлестанул ее по щеке, просто чтобы она открыла глаза. Голова бессильно дернулась.

Дура…

Оцепенение длилось секунду, две — не больше. Потом — потом сработали инстинкты. Те самые, которые вбивали нам в голову в Санкт-Петербургском нахимовском. В бою думать некогда — все действия, в том числе и оказание первой помощи раненому, должны быть инстинктивными, вбитыми в подкорку. Думать в бою некогда.

Любой разведчик-диверсант всегда носит в кармане несколько метров тонкой, но прочной веревки. Всегда найдется там и нож, пусть небольшой, складной, но все же. Первым делом нужно остановить кровотечение — любой ценой, без крови человек умирает. Сколько точно она потеряла крови, я не знал, но видел — много.