Бремя империи

Афанасьев Александр

— Иван Иванович, встретьте вертолеты. Пусть начинают штурм немедленно, иначе эти уйдут.

— А вы?

— А я прогуляюсь по окрестностям.

Выскочил из машины, огляделся. Надо понять, где эти ублюдки и как будут сваливать. Там внизу — явно оголтелые, не боящиеся смерти фанатики. Они останутся внизу и будут драться до конца (хотя какое «драться до конца» — подрыв подземного заряда убьет их всех), а Бен Ладен и с ним пара человек личной охраны попытаются выскочить из кольца.

Думай!

Как они будут уходить? Не пешком же! Что-то должно быть…

—

Должна быть машина! — внезапно произнес я вслух.

— Какая машина? — недоуменно поинтересовался Иван Иванович, который тоже успел вылезти из машины и теперь всматривался в небо, уже разрываемое лопастями вертолетов.

— Вы знаете этот район?

— Знаю. Как и любой другой.

Машина должна где-то стоять. Причем не просто на улице стоять — надо учитывать возможность оцепления, повального обыска — она должна стоять где-то там, где она может стоять годами! А это может быть только стоянка! Подземная автостоянка, еще желательно и выходящая куда-нибудь на другую улицу.

— Здесь есть автостоянка? Подземная?

— Есть, конечно. Вон там пройти — и на соседней улице.

— Куда она выходит?

— Немного проехал — и на Маазру выходишь…

Карниз Маазра! Улица через весь город, даже не улица, а скоростное шоссе.

— Я пошел. — Я сунулся в машину, достал снайперскую винтовку, повесил себе за спину. На плечо повесил «штайр». Один магазин всего, тридцать патронов — ну и то хлеб.

Вертолеты уже висели в небе, по тросам на землю скользили десантники….

Бейрут, район Ашрафех

Стоянка, переулок аль-Шарб

Ночь на 30 июня 1992 года

— Стойте здесь, эфенди! Я проверю.

Облава оказалась неожиданной — об обычной облаве их бы предупредили сразу, как только департамент жандармерии додумался бы до такого. Но факт оставался фактом — их предупредили только тогда, когда боевые вертолеты уже зависли над кварталом, а по тросам скользили морские десантники. Стало понятно, что надо уходить. И как можно быстрее…

Эвакуация была отработана до мелочей, боевиков из Аль-Каиды и Исламского джихада консультировали лучшие специалисты из британской разведки и двадцать второго полка особого назначения. В любом подземном убежище, которыми изобиловал Бейрут еще со времени сопротивления, был как минимум один тайный выход. Был он и здесь, в убежище под лавкой старьевщика Али — извилистый подземный ход вел в соседний переулок аль-Шарб. Там, на трехэтажной подземной стоянке, закрытый пледом стоял самый настоящий полицейский автомобиль «Рено» — и его стоянка всегда оплачивалась на год вперед. В нем были документы, позволяющие в случае необходимости выскочить из кольца.

Сейчас начальник охраны Пророка по кличке «Абу Интикваб», осторожно придерживая автомат, подошел к стальной двери, ведущей на стоянку. Она была замаскирована под дверь, ведущую в распределительный шкаф. Там даже было оборудование и источник шума, удачно имитирующий звуком гудение настоящего электрического трансформатора. Но в нем почти не было необходимости — многозначительные череп и кости на двери надежно избавляли от любопытства.

Начальник охраны осторожно отодвинул в сторону

панель с фальшивым электрооборудованием, прислушался. Одной из проблем было то, что в этой проклятой двери нельзя было сделать глазок — распределительных щитов с глазком в двери не бывает. Если их предали — то с той стороны их ждут полицейские и жандармы, а на дверь направлено не меньше десятка стволов. Что же, будь что будет, Аллах велик — с этой мыслью Абу Интикваб осторожно толкнул дверь с черепом и костями…

Но за ней никого не было. Ни жандармов, ни полицейских, ни автоматов, ни криков «стоять!». Только тусклый свет ночного, дежурного освещения, ровные ряды машин, в таком освещении кажущихся все как один черными…

— Чисто! — обернувшись, сказал он.

«Рено» завелся «с полтычка» — специально отряженный для этого дела человек каждый месяц проверял состояние машины и делал короткую поездку на ней. Он не знал, для чего здесь стоит эта машина, просто получал неплохие деньги и делал то, за что ему было уплачено. Сейчас все эти вложения — можете себе представить, как дорого делать все эти лазы в каменистой почве побережья, да еще тайно, — все эти вложения окупились сторицей…

Абу Интикваб приготовил пистолет с глушителем — на всякий случай. Там, наверху, на выезде, в будке перед шлагбаумом, сидел один дежурный охранник. Его стоило убить — никто не должен был видеть машину. Пока во всем разберутся, пока найдут подземный ход — они уже будут за городом…

Машина выехала на крутую, ведущую вверх спираль. Паркинг был большой — пять этажей вверх и три — вниз, под землю. Машины перемещались с этажа на этаж по крутой, отлитой из бетона спирали, где могли разъехаться, хоть и с трудом, две машины…

Минус третий этаж. Минус второй этаж. Минус первый…

Аллах всемогущий!!!

Ночного охранника в освещенной будке — прекрасная цель, как в тире — на месте не было. А вместо него там стоял человек, целящийся в машину из какого-то уродливого, странно выглядящего оружия. Абу Интикваб осознал, что происходит, но не успел даже крикнуть — свинцовая плеть стегнула по машине…

Отложив в сторону замолкший автомат, я подошел к расстрелянной машине. Исхлестанный пулями «Рено» по инерции врезался бампером в шлагбаум, но пробить его не смог. Все стекла были разбиты пулями, лобового стекла не было вообще. Преодолевая отвращение, открыл заднюю дверь, сунулся в салон, повернул к себе прибитого пулями к сиденью высокого, одетого в длинную белую галабию человека. Запомнил его лицо, затем проверил остальных, тех, что сидели впереди. И у того и у другого было оружие.

В этой машине на сиденьях распластались три человека, чьи жизни оборвались в одну и ту же секунду. Оборвались моей волей — волей судьи и палача. Еще три жертвы на залитом кровью алтаре беспощадной многолетней войны. Но все правильно, все — справедливо.

Тот, кто убивает женщин и детей, тот, кто взрывает и жжет, тот, кто отринул человеческие законы и живет по законам беспредела, — тот и сам в любой момент может стать жертвой беспредела.

И пусть кто-нибудь скажет, что это — несправедливо…