Бремя колокольчиков
Шрифт:
– И чё дальше?
– Тогда я прямо и сказал: «Коси и забивай, но людей не забывай! Вот вам моё пастырское благословение!» Тогда только наконец дошло... Всем, в общем, понравилось, сверхсрочники некоторые даже разулыбались... Ну, а полковник взял и настоятелю рассказал... не особо вроде и гневаясь... Ну, типа: «Глеб у вас весёлый, с приветом, но надо бы, не переходя границы...» А наш в бешенство пришёл. Ну ты знаешь, как у него это бывает, когда что не по чину.
– Батянь, ну на хрена, скажи ты мне? Не, ну шутки-прибаутки, понимаю,
– Ладно, не читай нотации, без приколов у меня от всего этого вообще крыша съедет. Расскажи лучше, чего там, в приделе , икона всё мироточит ? Я сегодня не заходил,- перевёл разговор отец Глеб, - думаю, молебен там ещё отслужить. Может завтра?
– Да, я прикладывался. С Николаем акафист вчера там прочли. Ну, и исследовали. Никак оно там ниоткуда взяться не может естественным путём. И ровно из глаз на лике! Но масло без вариантов - мироточит.
– Ну, а чё шеф?
– Да он зашёл один раз, но всё как-то старается не замечать, а то шум поднимется, в патриархии объяснять и вообще... А оно ему надо?
– Ну да, ну да...
Дождь лил ещё сильнее. Они остановились на светофоре. Молодая симпатичная девушка в коротенькой юбке, накрыв голову какой-то газеткой, быстро перебегала переход, стараясь аккуратно перепрыгивать через всё разрастающиеся лужи. Следом шла старушка с палочкой, уже зажёгся зелёный машинам, а она всё никак не успевала перейти своими мелкими шажками. Глядя на неё, отец Глеб вдруг вспомнил, что хотел рассказать другу.
– Помнишь отца Петра? У него ещё Вадим, регент будничного хора, пел там в праздники.
– Ну да, крутой батёк! У него всегда всё в ажуре...
– Было... Теперь он отпетый священник...
– Блин, батянь, у тебя то войска ангельские, то священники отпетые... Неужто помер?
– Да, без шуток.
– Да что ты говоришь?!
– перекрестился отец Сергий.
– Он бухал, вроде... и немало...
– Не то слово! Да потом всё время за руль садился, к разговору о машинах. Один раз по встречке пьяный ехал - ждать надоело ему в пробке! И - прямо в ментовскую машину со всей дури! Она на разделительной стояла... Ему офигевшие менты тогда пятнадцать суток дали. Он даже откупиться не смог...
– Жесть!
– Да... Добухался... Теперь дали им нового настоятеля из крутых патриархийных - так он зарплаты урезал, половину поувольнял, хамит всем... Оказалось, у отца Петра бизнес был. Чего-то с машинами мутил, автосервис что ли... Так он с этих денег не только в патриархию башлял, но и церковным своим приплачивал: кому на рождение ребёнка, кому премиальные, кому, если [123] ещё что-то случилось... А теперь - ни фига! Вадим, регент который, рассказал, что они к настоятелю новому после Рождественской службы пошли колядки спеть. Тот послушал и говорит: «Это вы на халяву пожрать хотите, ничего не выйдет!»... Вот так вот... Мертвечина у них
– Мертвечина, - повторил, останавливая свою машину у метро отец Сергий, - ладно, Глебушка, хорошо мы с тобой пока не отпетые священники... во всех смыслах.
Ощущение дежавю
Мне больно отпускать тебя на волю,
Но ты никогда не пойдешь вместе со мной. Шутки в стороны. Конец добрым сказкам. Конец ночам, которыми мы не смогли умереть. Это конец.
The Doors, «The end» 131 .
– Отец Сергий, открой...
– Ты чо, Глебушка, такой убитый?
– Сергий впустил друга к себе в келью. Тот сразу грохнулся на стул.
– Прихожанка одна... Я ей квартиру освящал. У неё сын наркоман... повесился. Подходила сейчас - отпеть просит...
– А чего ты так распереживался? Не впервой ведь. Отправляй в патриархию за разрешением.
– Да нет, не в том дело... У тебя выпить есть что-нибудь?
– Найдём... Вискарика или водку? Что будешь?
– Давай водку. Со мной-то выпьешь?
– Я, вообще-то, за руль. Но время есть ещё, посижу с тобой, раз уж такое дело...
Отец Глеб налил и выпил подряд две стопки, что на него не было похоже. Отец Сергий слегка пригубил от своей. Глеб помолчал, налил себе ещё, но пить пока не стал.
– Понимаешь... Она, мать то есть, этого наркомана, плакала, так смотрела... Да нет, не в том дело... Николаем покойника звали, а у меня уж не первый такой Николай... Тоже фигню какую-то говорю... Не о том...
– Батянь, ты чего-то того, заговариваешься. Понимаю, неприятно, расчувствовался. Николай этот - не первый у тебя самоубийца или наркоман, тоже понятно. Да и вообще, это ж теперь явление распространённое, а убиваться из-за каждого наркомана - никакого здоровья не хватит, да и вообще... У меня сколько друзей в Чечне положили из тех, с кем в военном училище в самоволку бегали, да на губе сидели! А кто уже после войны с собой покончил, а кто и без войны спился-сторчался... Что ж теперь? Нежности, извини, какие-то телячьи... Силы есть - молись, а нет... чего рассусоливать-то? Или я чего не понимаю?
– Эх, и понимаешь, и нет... Если по-простому сказать: бывало у тебя, когда ты с человеком не поговорил, не понял, что ему совсем хреново, а он после этого того... в петлю?
– Глеб отпил еще половину.
– Блин, вона о чём ты... Не знаю за собой такого... Не помню - но и не исключаю...
– А я знаю, что точно! Однажды уже было, что человек ко мне пришёл, а я не услышал, не увидел, что ему помощь нужна срочно... Да и теперь тоже
ill
Дорз, «Конец».