Бремя любви
Шрифт:
Она продолжала:
– Что касается острова и виллы – это земной рай. Ты так однажды сказал, и так оно и есть. Земной рай.
– А-а!
– Но я не могу его принять. Доктор Нокс. – В голосе опять послышалось стаккато, – вы не считаете, что надо иметь очень сильный характер, чтобы вынести рай? Как у тех старых благословенных первых христиан, о которых поется в гимне, которые сидели рядком под деревьями с коронами на головах, – я всегда считала, что короны ужасно тяжелые, – и снимали свои золотые короны у моря. Наверное, Бог разрешал снимать короны, потому что они были очень тяжелые, их нельзя носить все время. Некоторым
Она рухнула, и Ллевеллин, ожидавший этого, подхватил ее и передал Уайлдингу.
– Ее лучше уложить в постель, – отчетливо произнес он.
– Да-да. А потом я вызову врача.
– Ей достаточно поспать, – сказал Ллевеллин.
Ричард Уайлдинг посмотрел на него с недоумением.
Ллевеллин сказал:
– Позвольте, я помогу.
Они вынесли девушку через ту же дверь, в которую она вошла, потом по короткому коридору внесли в открытые двери спальни и бережно опустили ее на широкую резную кровать с дорогим парчовым пологом. Уайлдинг выглянул в коридор и позвал:
– Мария!
Ллевеллин, оглянувшись, прошел в ванную, заглянул в застекленный шкафчик и вернулся в спальню.
Уайлдинг нетерпеливо крикнул еще раз:
– Мария!
Ллевеллин двинулся к туалетному столику.
В это время вошла низенькая смуглая женщина, быстро прошла к кровати, наклонилась над потерявшей сознание девушкой и вскрикнула.
Уайлдинг отрывисто сказал:
– Посмотрите за ней. Я позвоню врачу.
– Не нужно, синьор. Я знаю, что делать. Назавтра она будет в порядке.
Уайлдинг неохотно вышел из комнаты.
Ллевеллин пошел за ним, но в дверях задержался и спросил у Марии:
– Где она это держит?
Женщина посмотрела на него и моргнула. Потом почти невольно взгляд ее переместился на стену позади него, Он оглянулся; там висела небольшая картина, пейзаж в стиле Коро. [12] Ллевеллин снял ее с гвоздя под ней оказался старомодный стенной сейф, в котором женщины раньше хранили драгоценности, но от современных воров он защищать перестал. Ключ был в замке; Ллевеллин осторожно повернул его и заглянул внутрь. Кивнул и снова закрыл. Глаза его встретились с понимающими глазами Марии.
12
Коро Камиль (1796 – 1875) – французский живописец, один из создателей реалистического пейзажа, картины которого отличались поэтичностью, светлым колоритом.
Он вышел из комнаты и пришел к Уайлдингу, который как раз вешал трубку.
– Врача нет, он отправился в тюрьму.
Старательно подбирая слова, Ллевеллин сказал:
– Мне кажется, Мария знает, что надо делать. Она уже не раз с этим справлялась.
– Да… Да, вы правы. Она очень предана моей жене.
– Я это заметил.
– Ее здесь все любят. Она вызывает любовь – любовь и желание защитить. Здешние люди остро чувствуют красоту, особенно когда красота страдает.
– И все-таки они на свой лад большие реалисты, чем англосаксы.
– Пожалуй.
–
– А мы?
– Очень часто. Какая прекрасная комната у вашей жены! Знаете, что меня в ней поражает? Что здесь нет запаха парфюмерии, как это водится у женщин. Только свежесть лаванды и одеколона.
Ричард Уайлдинг кивнул.
– Да, для меня запах лаванды связан с Ширли. А еще это возвращает меня во времена детства; так пахло в мамином шкафу с постельным бельем. Прекрасное белое полотно, и среди него разложены мешочки с лавандой, она шила их сама, набивала и клала в шкаф. Чистый свежий запах весны.
Он вздохнул, поднял глаза на гостя и увидал, что тот смотрит на него со странным выражением.
– Мне надо идти – сказал Ллевеллин и взял шляпу.
Глава 7
– Вы все еще ходите сюда?
Нокс задал этот вопрос после того, как отошел официант.
Леди Уайлдинг помолчала. Сегодня она не смотрела на гавань. Она смотрела в бокал, где блестела золотистая жидкость.
– Апельсиновый сок, – сказала она.
– Вижу. Жест?
– Да. Сделать жест тоже помогает.
– О, несомненно.
Она спросила:
– Вы сказали ему, что встречали меня здесь?
– Нет.
– Почему?
– Это причинило бы ему боль. Причинило бы боль вам. А кроме того, он меня не спрашивал.
– А если бы спросил, вы бы рассказали?
– Да.
– Почему?
– Потому что чем проще смотреть на вещи, тем лучше.
Она вздохнула.
– Интересно, как много вы поняли?
– Не знаю.
– Вы видите, что я не могу причинить ему боль? Вы видите, какой он хороший? Как верит в меня? Думает только обо мне?
– О да. Все вижу. Он хочет встать между вами и всеми вашими печалями, всем злом мира.
– Но это слишком.
– Да, это слишком.
– Раз во что-то угодил – и уже не можешь выбраться.
Притворяешься, день за днем притворяешься. Но потом устаешь, и хочется крикнуть: «Перестаньте меня любить, перестаньте заботиться обо мне, перестаньте тревожиться, оберегать, следить!» – Она стиснула руки. – Я хочу быть счастлива с Ричардом. Хочу! Почему же у меня не получается? Почему я изнемогаю от всего этого?
– «Напоите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви». [13]
– Да, именно так. Это обо мне. Это моя вина.
– Почему вы вышли за него замуж?
– О! – Глаза ее расширились. – Очень просто. Потому что влюбилась в него.
– Понятно.
– Это было какое-то ослепление. Вы же понимаете, у него обаяние, он сексуально привлекателен.
– Да, понимаю.
– Но он был и романтически привлекательным. Один старик, который знал меня всю жизнь, предупреждал: «Крути любовь с Ричардом, но не выходи за него замуж». Он оказался прав. Видите ли, я была очень несчастна, а тут появился Ричард. Сон наяву. Любовь, и Ричард, и лунный свет, и остров. Поможет и никому не причинит вреда. Но вот я получила этот сон, эту мечту но я не та, какой видела себя в мечтах. Я всего лишь та, которая намечтала это.
13
Библия, Ветхий Завет, Песнь Песней, II, 5