Бремя молчания

Гуденкауф Хизер

Она кивнула и попыталась улыбнуться, но снова скривилась от боли. Я подняла книгу, лежащую рядом с кроватью.

— Может, почитаем Карсон Маккалерс? — предложила я.

Я начала читать, и через несколько минут мама заснула. Впервые на моей памяти я нагнулась и поцеловала ее спящую. Губы у нее были теплыми, а кожа на них — тонкой, как папиросная бумага. Ее окружал запах болезни, она боролась за свою жизнь. И все же мне тогда удалось уловить ее подлинный аромат. Я закрыла глаза и поклялась, что запомню его навсегда. Но потом я, конечно, все забыла. И ее наставления забыла тоже.

Помню, я сидела на уроке истории, как вдруг в класс

вошел директор. Учительница перестала писать мелом на доске и подошла к нему, некоторое время они перешептывались, сблизив головы, а потом оба посмотрели на меня. У меня от страха защемило в груди. Я подумала: «Мама, я так и не успела по-настоящему узнать тебя… Я так мало времени провела с тобой». Я медленно встала, оставив учебники. Помню, Луис шел рядом, поддерживая меня под локоть. Он посадил меня в машину и отвез домой. В ту страшную ночь он остался со мной. Мы не разговаривали — нам не нужно было разговаривать, — и теперь я думаю, что нас с ним соединяла такая же дружба, которая теперь объединяет Калли и Петру.

После смерти мамы я не бросила читать. Каждую ночь перед тем, как лечь спать, я прочитывала вслух несколько страниц — для себя. Каждый роман я читала целую вечность, но мне больше не хотелось читать про себя. Понимаю, читать вслух самой себе странно. Гриф высмеивал меня, когда я читала вслух найденные в гараже детские книжки Бену, который еще не родился. Поэтому при муже я больше не читала вслух своему первенцу. Но, оставшись одна, я с удовольствием читала ему вслух, поглаживая небольшой еще животик. Я искренне верила, что Бен меня слышит, он раскачивается во мне и сосет крошечный пальчик. Гораздо удобнее стало читать вслух потом, когда дети уже появились на свет. Вот и сейчас я каждый вечер читаю Калли вслух, и даже Бен изредка позволяет мне прочесть кусок той книги, которую он читает сам. Когда Грифа нет в городе, я заползаю в кровать и читаю себе вслух, пока не засну с книгой в руке.

После смерти мамы Луис несколько раз просил меня почитать ему вслух, но я застеснялась и не стала. Даже разозлилась на него и велела больше никогда не просить меня об этом. Он и отстал… Луис никогда не забывает обо мне и всегда спешит на помощь, если только я не запрещаю. Так было и после смерти папы. Мы с Грифом к тому времени были женаты уже три года, Луис прислал открытку с соболезнованиями. Я сразу поняла, что открытка от него, даже не глядя на обратный адрес. Я запомнила его мелкий аккуратный почерк еще с первого класса. Ту открытку я так и не показала Грифу. Луис подписался: «Всегда твой Луис». Мне не хотелось скандала.

Иногда я вижу Луиса во сне. Мне снится, что мы вместе, как в шестнадцать лет. Во сне мы всегда гуляем рука об руку в лесу Уиллоу-Крик. Он сжимает мне руку своей теплой ладонью, пожимает чуткими пальцами. Даже сейчас, когда я вспоминаю эти сны и сижу неподвижно, я чувствую его прикосновение. Во сне Луис меня целует, и я вспоминаю об этом уже потом, проснувшись. Но даже во сне я то и дело одергиваю себя: «Ты замужем, Антония. Как же твой муж? Как же Гриф?» Даже во сне я заставляю себя отдалиться от Луиса, отделаться от его запаха и от его прикосновений. Потом я просыпаюсь, иногда рядом лежит Гриф, но чаще всего я одна, а Гриф очень далеко, на Аляске. Я просыпаюсь, и мне жарко, а в голове пусто.

Иногда я подолгу не вспоминаю Луиса. Иногда по нескольку дней и даже недель подряд. Но потом вижу его патрульную машину, припаркованную в центре, или встречаю в продуктовом

магазине его хорошенькую жену и сынишку, который сидит в тележке для продуктов и сучит толстенькими ножками. Тогда я думаю: «На ее месте могла быть я, это могла быть моя жизнь». За такие мысли я злюсь на себя и на некоторое время закрываю в голове заветную дверцу. Гриф не всегда был таким плохим. До того, как родился Бен, он еще не пил всерьез. А ударил меня в первый раз, когда Бену было три года. Даже не помню, что такого я сделала, отчего он вдруг взбесился, но он поставил мне огромный синяк под глазом — потом я целый месяц не выходила из дому без темных очков. Почти год он держался, а потом опять взялся за старое, но стал умнее. По лицу он больше не бьет, и соседи ничего не замечают… И все же иногда он бывал просто замечательным. Веселым, ласковым и нежным. А как он смешил меня, когда рассказывал о своих приключениях на нефтепроводе! Даже Лу не удавалось так меня рассмешить. Если бы только он перестал пить, все пошло бы по-другому. Нет, я знаю, Гриф любит меня, и он мой муж. Я сама его выбрала, как говорят, чтобы жить в горе и в радости.

Я должна поискать Бена — с Луисом или без него. К тому, что Грифа нет рядом, я уже привыкла. Приятно, когда хоть что-то знаешь наверняка. Я знаю, что на Грифа нельзя положиться. В общем, я не выйду из леса, пока не найду хотя бы Бена. Не уверена, что Калли тоже в лесу, но, скорее всего, она там. Я и ее приведу домой. Миссис Норленд пытается отговорить меня, но в конце концов кладет мне в рюкзак несколько бутылок с водой и обнимает меня. Я закидываю рюкзак на плечи и вижу, что к дому миссис Норленд медленно тащится Мартин Грегори.

«Что там еще?» — думаю я и открываю дверь, чтобы встретить его на полпути.

Помощник шерифа Луис

Я провожаю Мэри-Эллен Макинтайр к выходу, открываю перед ней дверь и снова едва не задыхаюсь от удушающей жары. Обещаю миссис Макинтайр обязательно передать Кларкам и Грегори, что она хочет им помочь, и смотрю, как она устало бредет к своей машине. Вид у нее совершенно сломленный. Когда же это кончится? Издали Туччи машет мне рукой. Я закрываю дверь, и дышать сразу становится легче.

— Кто тот тип, которого привели минуту назад? — спрашиваю я, подходя к Туччи.

— Тот высокий, седовласый? — уточняет Туччи и, не дожидаясь ответа, поясняет: — Чарлз Уилсон, психолог в начальной школе. Угадай, где его взяли? — Он умолкает и выжидательно смотрит на меня.

— Где? — спрашиваю я, хотя от нехорошего предчувствия внутри у меня все сжимается.

— В лесу Уиллоу-Крик. — Туччи ударяет кулаком по столу. — Говорит, он там собаку выгуливал. А собаки-то никакой с ним не оказалось… Представляешь? Лесничий заметил, как он брел по Хмельной тропе, и вызвал нас. Бендер и Уошберн поехали на место и взяли его.

— Что он говорит? — спрашиваю я.

— Ничего. Молчит. Он парень умный, законы знает. Как только речь зашла о маленьких девочках, сразу замкнулся, — с торжествующим видом произносит Туччи. Похоже, он не сомневается, что именно Уилсон увел девочек в лес. Может, и так, но как же Гриф?

— Как по-твоему, станет он разговаривать со мной? — спрашиваю я у Туччи.

— Как же, жди! Он сразу же потребовал вызвать его адвоката. Кстати, его адвокат — женщина. Сейчас Уилсон сидит в конференц-зале и ждет ее. У нас на него ничего нет. Через час адвокатесса вытащит его отсюда.