Бремя равных
Шрифт:
Тревога и недоумение передались Уиссу. Что там случилось? Почему там все неподвижно, как на мертвых изображениях, которые Нина называет "фотографии"?
Зумы передумали?
Он скользнул локатором по толпе. Глаза снова выделили знакомое маленькую фигурку сына Нины.
Юрка был напряжен и неподвижен, как и все. Рука с растопыренными пальцами поднята вверх, на глазах слезы, губы движутся медленно-медленно...
Он кричит?
Уисс поспешно перешел на инфраслух. Целая вечность прошла, пока из отчаянно медленных колебаний составилось слово:
–
Уисс!
И вдруг он понял. Ему стало легко и весело, и дерзкий план перестал казаться сумасбродством.
Зумы его потеряли!
Вырвавшись на свободу, Уисс, сам того не заметив, перешел на обычный жизненный ритм дэлона. Поэтому и толпа, и Пан, и Юрка казались ему неподвижными он жил и действовал вчетверо быстрее. Опьяненный восторгом, он забыл, что у зумов лишь одно световое зрение, и стал для них невидимкой. Зумы растерялись, решив, что он бросил их.
И милый маленький зум зовет его назад...
Несколькими мощными движениями дэлон преодолел добрые четыре сотни метров, взмыл в воздух у самой причальной стенки, описал долгую дугу и снова ушел в воду - теперь уже неглубоко.
И сквозь беспорядочные вспышки радости он уловил вдруг ломкую, неуверенную, но вполне связную пента-волну Нины:
– Спасибо, Уисс!
Эти задыхающиеся, неумело напряженные, похожие на пугливый шепот ламинарий, биения биотоков развеяли последние тени сомнений.
Он свистнул на все море: "Вперед!"
И железный кор послушно двинулся за ним, и солнце выплыло навстречу...
Метеоклетки чувствовали, что сегодня будет ясный день, но пока над свинцовым морем висел рассеянный серый рассвет и торопливые неопрятные тучи бежали на север. Белый кор покачивался в полукилометре, бес. смысленно тараща в утро зрачки ночных позиционных огней.
Уисс просвистел призывно, но ответа не было: зумы еще спали.
Мутная мгла ненастья угнетала. Уисс переключился на инфразрение. Багровую поверхность моря пронизали миллиарды огненно-рыжих пульсирующих жилок - это перемешивались теплые и холодные слои. Растрепанные холодные тучи превратились в полупрозрачные зеленоватые дымки, сквозь которые большим осьминогом с растопыренными щупальцами синело солнце в своей раскаленной короне.
Уисс описал дугу в багровой воде, расправляя затекшие мускулы, рывком вылетел в воздух и увидел внизу, в изогнутом зеркале воды, свое увеличенное в несколько раз отражение. В следующую секунду он бесшумно вошел в воду и плавным движением направил тело в бодрящий холодок глубины. И снова увидел свое отражение теперь уже наверху, на рубеже воды и воздуха.
Уисса всегда волновал и будоражил этот рубежграница двух разных миров, таких близких и таких непохожих.
И возможно ли вообще перейти этот рубеж - понять и принять нечто абсолютно выходящее за рамки твоих знаний и опыта, ничем не похожее на то, что окружает тебя и окружало твоих предков?
Иногда кажется - нет.
Иногда кажется - да.
Его привела к зумам не только любознательность, не только веленья Поиска, хотя он и был Хранителем Пятого Луча. Он пошел
Планету лихорадило. Неведомые силы то здесь, то там рвали тонкие искусные цепочки Равновесия, и необратимые трагедии разыгрывались среди живого.
Не конвульсия космической бездны, не горячка солнечных пятен и не бунт земных недр вызвали болезнь. Равновесию биофона грозили... зумы.
Категоричность обвинения не нравилась Уиссу. Да он, собственно, и не собирался обвинять или оправдывать. Он рришел к зумам без предупреждения, но и без симпатии.
Обязанностью хранителя Пятого Луча была разведка...
Та памятная августовская ночь ничем не отличалась от предыдущих. Было душно, и пришлось на несколько градусов понизить температуру кожи. Теплая вода акватория пахла железом заградительных решеток. Сгорая в атмосфере, печально шуршали бессчетные метеориты и сгустки космической пыли. Монотонный звездный дождь убаюкивал, навевал дремоту.
Дела шли плохо. Целый год "плена" добавил немного нового к наблюдениям, сделанным четыре тысячи лет назад. Зумы почти не изменились биологически, общие психологические индексы остались прежними. Никаких сдвигов...
День обычно кончался игрой. В игре любое животное раскрывается полностью, и с ним легче работать. Вот и сегодня молодая зумка принесла свежей рыбы, и они минут пятнадцать возились в воде. Уисс искренне веселился, пытаясь скопировать подводные пируэты этого забавного и по-своему милого существа. Зумы, как и все сухопутные, любят воду сказывается природный инстинкт, но на этот раз, вопреки обыкновению, зумка играла неохотно и скоро вылезла на берег.
Она сидела на влажном камне и смотрела на звезды. На коленях у нее поблескивал небольшой аппарат, которым зумы пользуются для копирования различных звуков.
Уисс, отключив световое зрение и локаторы, дремал, прижавшись боком к нагретому за день камню. Бессвязные отсветы дневных мелочей освобожденнб и легко кружились в голове.
Что он знает об этом существе, сидящем подле и бесконечно далеком? Он знает его повадки и привычки, оно откликается на имя "Нина", иногда даже на пентаволну, хотя почему-то пугается при этом. Но что руководит этим нескладным примитивным телом? Какая власть, какие побуждения заставляют зумов тратить время и силы на. создание искусственной среды, разрушая естественную? Ощущение неполноценности? Страх перед миром? Голод?
Камешек скатился с откоса, булькнул в воду. Зумка включила свой аппарат. Из коробки поползли тягучие завывания, с помощью которых зумы общаются.
Уисс досадливо зажал инфраслух - нудное бормотанье раздражало его.
Он уже почти спал, когда увидел МЫСЛЬ. Сначала он решил, что это сон, потом - что рядом появился неведомый товарищ, но уже через секунду понял, что мысль исходит из аппарата зумки, и замер.
Это не была речь дэлона - в ней клубились, плясали, замирали и разгорались вновь чужие краски, чужяе, невнятные и мятежные образы, но это была МЫСЛЬ!