Бремя равных
Шрифт:
Голова раздраж.енно дернулась, и, покачавшись в нерешительности, потянулась к соседнему дереву. Оно показалось чудовищу более аппетитным, и через мгновение от него остался только расщепленный огрызок ствола.
Гора продолжала свой путь, и треск вскоре затих. Голод туманил сознание Уисса, его била мелкая дрожь. Он попробовал выковыривать из трещин коры липких, радужно переливающихся слизняков, но студенистая масса обожгла рот. Он выплюнул слизняка и тихонько заскулил.
Наконец, голод превозмог страх. Прижимаясь к стволу, неслышно
Его .внимание привлек куст, усыпанный какими-то большими матово-сизыми плодами. Их резкий за.пах кружал голову и сводил спазмой желудок. Уисс осторожно .выглянул из укрытия, и, не заметив ничего подозрительного, проворно затрусил к соблазнительным плодам.
Его спасла собственная неуклюжесть: у самого куста он поскользнулся на содранной коре и едва не свалился в топь. В тот же миг у горла лязгнули страшные челюсти, и длинное тело пронеслось над ним, едва не царапнув желтыми загнутыми когтями.
Уисс хотел метнуться назад, но застыл, парализованный ужасом, - дорога была отрезана. С трех сторон протяжно ухала непроходимая топь, а между Уиссом и спасительным гнездом готовился к новому прыжку враг. Он стоял, пружиня на непомерно больших, чуть ли не в полроста, перепончатых задних лапах, а передние мелко дрожали, готовясь схватить добычу. Зверь был едва ли не втрое больше Уисса, и ни о какой борьре не могло быть и речи. Это чувствовали оба, и зверь не спешил. Он медленно приседал, медленно открывал пасть с пиками треугольных зубов, и красные глазки его наливались тупой радостью.
Уисс взвыл и тоже встал на задние лапы. Отчаяние сковало его мышцы, и он не смог разжать пальцы, вцепившиеся в какой-то сук. Он так и поднялся навстречу врагу - с острой раздвоенной рогатиной в передних лапах.
Зверь прыгнул, и смертный рев огласил джунгли, сорвался на жалкий визг и захлебнулся. Тяжелое тело обрушилось на Уисса, едва не переломав ему кости, дернулось два раза и замерло. Уисс пошевелился, еще не веря в спасение, но зверь не двинулся. Осмелев, Уисс выполз из-под туши. Враг был мертв. Из развороченного горла черной струёй хлестала кровь.
Уисс недоуменно переводил взгляд с мертвого зверя на рогатину и обратно. Потом лизнул окровавленный сук. Кровь была теплая и соленая. Он лизнул сук еще раз и вдруг, зарычав, нрипал к ране поверженного врага. Он пил красную жидкость жадно, захлебываясь, урча, и ощущал, как сила разливается по жилам.
Наконец он встал на четвереньки, довольно облизываясь, и только сейчас заметил, что передние лапы продолжают сжимать раздвоенный сук. Он хотел бросигь палку, но что-то остановило бросок. Уисс перевел взгляд с рогатины на зверя и обратно...
Видение потускнело, отхлынуло в темноту, обнажив галечный берег акватория, и слепящие зрачки прожекторов, и черные силуэты зумов, и отблеск металла на громоздких аппаратах,
Старый зум сидел у воды, свесив между колен худые руки, и пристально следил за дэлоном.
– И-в-а-н С-е-р-г-е-е-в-и-ч, д-а-в-а-т-ь в-т-о-р-у-ю ч-а-с-т-ь?
Старик промолчал, предостерегающе подняв руку.
Он ждал чего-то от Уисса.
И Уисс не без тайной гордости за свое превосходство слегка изогнулся и описал вокруг цилиндра геометрически точный круг, наслаждаясь совершенством и универсальностью своего тела, отшлифованного трудом и вдохновением поколений.
Старик махнул рукой.
– Д-а-в-а-й-т-е!
Цилиндр снова засветился...
Теперь Уисс был не один, и к привычному чувству голода и страха присоединилось еще одно - чувство холода, в три погибели скрючившее тело. Он кутался в промокшую медвежью шкуру, плотнее прижимался к таким же скрюченным, закутанным в шкуры телам, - ничего не помогало.
Их осталось немного от большого и сильного стада - остальные погибли сегодня утром в схватке с пещерным медведем, хозяином этой огромной каменной берлоги.
Уисс покосился на клубок тел, бьющихся в ознобе, - их уже не пугает смерть. Спрятанный под скошенными лбами маленький робкий мозг уже уснул. Каменные топоры валяются в углу пещеры вперемешку с костями, обглоданными до глянца. Завтра в пещере не останется ни одного живого существа. То, что не сумели сделать вверили черные обезьяны, прогнавшие стадо с насиженных теплых гнезд, сделает холод.
Уисс перевел взгляд на выход. В широком белом проеме кружились снежинки. Залетая в пещеру, они таяли, превращались в капельки голубоватой влаги. Весь оранжево-красный, с черными извилистыми прожилками неровный свод пещеры светился голубыми каплями.
А за проемом был мир. Мир искромсанного, вздыбленного, вспененного камня - гигантские каменные волны с белыми шапками на острых гребнях, они обступали беглецов со всех сторон. Скрытое горами солнце опускалось все ниже, и причудливые утесы, похожие на морды диковинных зверей, окрасила кровь. Небо синело, а внизу, в глубокой расщелине, клубился плотный багрово-фиолетовый туман. Изредка вспышки прорезали его, и тогда земля вздрагивала и с утесов срывались камни. Там, внизу, тоже была смерть непонятная и от того еще более страшная.
Привычная спазма свела желудок. Тело, наперекор всему, требовало пищи. Оно не хотело мириться со смертью. Оно хотело жить.
Уисс пошевелился, попробовал подняться. Онемевшие ноги пронзила тупая боль. Уисс сел, ворча, но потом все-таки встал.
– Надо! Еды!
Гортань его плохо повиновалась ему, и немногие понятные стаду слова звучали, как звериные крики. Клубок тел не пошевелился, и Уисс повторил требовательно:
– Надо! Еды!
Мужчины словно не слышали, и ярость охватила