Бремя секретов
Шрифт:
— А она тоже придет? — спрашиваю я маму.
Мама качает головой:
— Нет. С ней ты поиграешь в парке.
Мама толкает деревянную калитку. Я иду за ней. В первый раз вижу здание, которое называют церковью. Снаружи оно не отличается от обычного дома ничем, кроме двух перекрещенных жердочек, прикрепленных к стене над входом.
— Добрый день, Шинпу-сама! — обращается мама к незнакомому мне человеку.
Он оборачивается:
— Марико!
И подходит к нам. У него борода. Никогда еще я не видел такого высокого человека. Мне страшно, я прячусь за маму. Он наклоняется
— Ты Юкио, верно? — говорит он мне ласково.
Он странно выговаривает слова. Я не отвечаю.
— Стесняется, — объясняет мама.
Мы заходим в узкую переднюю и разуваемся. Рядом просторная комната с татами на полу. Там нет ничего, кроме деревянной статуи женщины. Мама разговаривает с человеком, которого она назвала «Шинпу-сама». Я разглядываю статую. Она выше мамы. Женщина держит на руках ребенка, на голове у нее длинное покрывало. Глаза без зрачков. Накидка до полу, как у того человека с бородой. Я дотрагиваюсь до статуи.
— Кто эта женщина с ребенком? — спрашиваю я маму.
Мама оборачивается и говорит:
— Это мать Кирисуто. Ее зовут Мария.
— Кто такой Кирисуто? — спрашиваю я снова.
— Сын Ками-сама, — отвечает человек с бородой.
Я не понимаю:
— Разве у Ками-сама был ребенок? Его отец — Ками-сама? Странно!
— Это не странно, Юкио, — одергивает меня мама.
Человек с бородой улыбается:
— Ты совершенно прав.
Мы подходим к окну и смотрим на детей в саду. Их пятеро или шестеро. Они играют в прятки. Неподалеку женщина в кимоно набирает воду из колодца: она стирает белье. Сад окружен живой изгородью, которая выше той женщины. Я встаю на цыпочки. Человек с бородой хватает меня под мышки и поднимает над подоконником — теперь поверх изгороди я вижу соседний дом. На веранде сидит мужчина и курит трубку.
— Как высоко! — кричу я, тянусь рукой к потолку и касаюсь его. Шинпу-сама берет меня на руки и гладит по голове.
— Нравится? — спрашивает он.
— Да! Я хочу стать таким же большим, как вы.
Он улыбается:
— Ты станешь большим, когда будешь взрослым.
Перебирая пальцами его черную бороду, я говорю:
— Я не хочу становиться взрослым, я хочу только вырасти большим.
— Зачем? — удивляется он.
— Чтобы быть сильным. Чтобы давать сдачи мальчишкам, которые кидаются в меня камнями, и защищать маму от злых соседей.
Он посмотрел на меня. В его глазах я заметил слезы. Он крепко прижал меня к себе, а потом опустил на землю.
— Хочешь поиграть в саду?
— Да!
Открыв дверь, расположенную рядом с окном, он окликнул женщину, которая стирала белье.
— Вот мальчик, о котором я говорил вчера. Его зовут Юкио.
Женщина в кимоно идет к нам, вытирая руки о длинный фартук.
— А, так это ты, Юкио! — улыбается она. — Мы тебя ждали. Пойдем.
Отыскав в передней свои башмаки, я спускаюсь в сад. Женщина берет меня за руку. Оборачиваюсь и
В том доме, кроме моей мамы, есть еще две женщины: одна готовит еду, другая следит за детьми. Мама помогает им, особенно пожилой женщине, которая работает на кухне. Утром и вечером взрослые моют посуду и убираются. Если нужно что-нибудь починить, в церковь приходит мастер. Он также приносит бесплатные лекарства. Но он тут не работает. Говорят, это друг Шинпу-сама.
Оказывается, Шинпу-сама приехал из другой, далекой страны.
Маму здесь называют онэсан. Для всех мы брат и сестра. Я даже не говорю ей «мама», в церкви этого слова не существует. Но я не могу звать ее онэсан. Поэтому я не разговариваю с мамой, пока она работает.
Я играю, ем, отдыхаю после обеда с моими ровесниками или детьми помладше. Прежде чем сесть за обеденный стол, все молятся и поют. Я не понимаю слов, но стараюсь повторять за остальными. После ужина все начинают готовиться ко сну. Мы с мамой уходим, не прощаясь.
Так проходит несколько недель. Теперь я умею произносить «Шинпу-сама». Мне нравится в церкви. Никто из детей не обижает меня. Взрослые очень внимательны к нам с мамой.
Если стоит хорошая погода, то сразу после ужина мы идем в парк, который рядом с нашим домом. Если онасо своим отцом уже там, мама оставляет меня с ними и возвращается домой или уходит за покупками. Мы с нейиграем до тех пор, пока мама не забирает меня. Наверное, ееотец дружит с мамой. Я зову его Одзисан. Иногда он навешает нас. Я не знаю, где онаживет, потому что мы с мамой никогда не были у них дома.
Однажды мама заставила меня пообещать, что я никому не расскажу ни о ней,ни об Одзисане, ни особенно о том, что он приходит к нам. Мама не объяснила — почему.
Он приходит к нам только ночью и уже без нее.Приносит мне игрушки и книжки с картинками. Мы ужинаем, потом он играет со мной. Когда я ложусь спать, он еще у нас. Засыпая, я слышу их с мамой голоса. Но он никогда у нас не ночует.
Мама часто грустит. И это из-за него, Одзисана. Иногда он обещает прийти вечером, но не приходит. А мы с мамой ждем его к ужину. Если ждем очень долго, я начинаю засыпать, сидя за книжкой с картинками.
Я знаю: мама любит его. Знаю, что он внимателен ко мне. Но мне не нравится, когда мама грустит из-за него.
Моемся мы вместе с мамой. Она трет меня мягкой губкой — пока не в офуро. Потом мы вместе окунаемся в горячую воду. Мама держит меня на коленях и говорит, поглаживая мне спину: «Сынок, ты — самое дорогое, что есть у меня в целом мире».
Спим мы тоже вместе: у нас только один футон. Я просовываю руку под мамино кимоно, касаюсь ее мягких, теплых грудей и начинаю сосать одну, придерживая ладонью другую. У нее уже нет молока, но мне все равно хорошо. Я засыпаю, а мама тихонько напевает какую-то мелодию. Мотив всегда один и тот же, а слов нет.