Бремя удачи

Демченко Оксана Б.

– Зато норов унаследовала. – Я от души посочувствовала Соболеву. – Он ведь на стенку полезет, видя, как утекают деньги, и не имея возможности хоть что-то изменить. Элен будут обсуждать во всех газетах, и она сама, кажется, охотно готова признать себя глупой, расточительной и смешной.

– Месть самого что ни есть соболевского толка: бей больнее и не думай о последствиях для себя, – согласился Семен. – Элен просила у Карла проклясть ее на денежное невезение. Была изругана и наказана, теперь каждое утро сидит с малышкой Поленькой и учит франконский язык. До отвращения. Точнее, до двух часов дня…

– А прожектеры? – Я оживилась, удивляясь тому, что упустила из внимания столь занятные события.

– Пишутся в очередь на прием. Когда мы с тобой садились в поезд, счет претендентов на соболевский

миллион перевалил уже за вторую сотню. Марк Юнц посадил двух профессоров делать экспертизу прожектов, затрагивающих магию. Твой папа Карл выделил людей для проверки инженерных решений. Элен как-то странно проматывает деньги. Слишком организованно и серьезно.

– Так и заработать недолго.

– Увы. Практичность у нее от отца, а то и от деда. И этого не вытравить ничем, ты сама наблюдала, как она нас в дорогу собирала.

Попробуй возрази… Наблюдала. Именно так: пассивно, со стороны, иногда предпринимая слабые попытки вмешаться в происходящее.

Официальный визит птицы удачи в Арью был намечен еще в сентябре. Первое прошение о визите посол передал летом, затем отбыл на родину, и его место занял новый человек – Курт фон Бойль. Он повторно поднял вопрос и получил подтверждение планов, затем были уточнены сроки. Поездка казалась мне с самого начала некой неприятной и неотвратимой платой за все хорошее, что есть в жизни. Я не знаю ни слова на норхском или арьянском, двух принятых в стране языках. Меня изрядно настораживает склонность арьянцев к упорядоченности жизни и их чопорная закрытость. У меня, как заверил Семка, накоплены целые сугробы предрассудков, между тем фон Гессы – выходцы из Арьи, а сама я – их приемная дочь… Умом все понимаю, но сердце не лежит к этой поездке, да и фарза скручивается воронкой все туже. Впрочем, не я одна сомневаюсь. Папа тоже не особенно доволен, он и с Юнцем говорил, и фон Нардлиху звонил в Дорфурт. Потом нехотя признал правоту ректора-арьянца: участи птиц мне не избежать. Мы или рвем силки, или погибаем, утрачиваем дар. Если отказываемся от борьбы и прячемся от своих страхов, то проигрываем неизбежно. Удача жива до тех пор, пока нет страха и есть вера в себя. И конечно, в своего высшего мага.

Когда погибла Ляля и разразился скандал, а некто истратил немалые деньги на подкуп газетчиков, поездка перестала казаться столь неприятной. Сейчас находиться в Белогорске куда тяжелее.

Три дня назад Потапыч пригласил меня и прямо спросил, еду или нет. Уточнил:

– Как скажешь, так и будет.

И я сказала «да», точно и однозначно. Еду, если Семка согласен. Хромов кивнул… Попросил вбить нам в головы хотя бы азы арьянского наречия. Пусть мы не пси и для нас полное обучение ускоренным способом невозможно, но в общих чертах правила речи и простейший набор слов мы освоили, а потому на следующий день поутру страдали головной болью семейно, сочувствуя друг другу. Но явилась Элен, и мы осознали: нам было не так уж плохо. Она пришла строгая и важная, щелкнула пальцами по новенькой чековой книжке:

– Пошли проматывать!

– У меня все есть, кроме тишины, – прошептала я. – Голова болит, понимаешь?

– У меня тоже. Болит, и еще как! Я слово дала, что изведу миллион, надо прикинуть скорость расхода, – прищурилась дочь Соболева.

Сперва я хотела предложить ей чай и тем отсрочить поездку, в голове было слишком кисельно и мутно… Но Семка поморщился, снял с глаз примочку на травах и нехотя побрел искать куртку. При этом он успел сделать страшные глаза и жестом предостерег меня, чтобы не смела спорить! Я очнулась и бегом побежала собираться. Если Элен, постоянно переживающую из-за своего проклятущего миллиона, усадить за стол и оставить без дела ждать чай, она немедленно добудет из сумочки очередной только что купленный и временно любимый льежский револьвер (или иное оружие, способное там поместиться) и начнет его разбирать, звучно клацая всякими защелками-пружинками и дробно цокая патронами, заодно без умолку, с наслаждением излагая преимущества и недостатки указанного типа вооружения. Наблюдать весь процесс разборки и сборки от начала до конца тяжело. Но куда хуже иное: зарядив оружие, Элен наверняка пожелает хоть пару раз выстрелить по мишени, и тогда моя голова взорвется невыносимой болью и мы опять поссоримся… Нет уж, я не люблю оружие.

А выросшая в избушке охотника Элен, увы, без ума от всего стреляющего. Предпочитает ружья, но в условиях города носить их с собой не принято… В магазинах и кафе Элен, надо признать, даже дамский крохотный револьвер из сумочки не достает, значит, ехать за покупками – не худший выбор из возможных планов дня. Я вернулась одетая для выхода, Элен кивнула и бодро застучала каблучками, перечисляя важные приобретения и угрожая все купить и без нас, если мы попытаемся улизнуть с полдороги. То, что происходило до самого вечера, я вспоминать не желаю, это было ужасно. Элен смерчем носилась по нашей самой дорогой торговой улице, ругалась, щелкала по своей чековой книжке напоказ и прямо перед фотографами. Откуда взялись эти – не знаю. Возможно, они все маги и выросли из-под земли… Хотя маги так не умеют, кажется. Современные.

Вечером мы ехали домой в сопровождении наемного автомобиля, забитого покупками под крышу. Элен сосредоточенно скрипела пером и посвистывала – уже усвоила полезный предрассудок: кто свистит, у того денег становится меньше.

Мы молча сочувствовали Соболевой, из последних сил превозмогающей отчаяние. Покупала она уверенно, не глядя на цены. Но фамильная практичность, но воспитание в лесу, где у человека складываются твердые представления о важном и ценном в жизни, но презрение к тем, кто подобен гнусу и норовит присосаться к кошелю любой ценой…

– Три тысячи, – мрачно, со всхлипом подвела итог Элен. – Я погибла. Таким методом расход миллиона затянется на годы!

– Купи себе бриллианты, – посоветовал Семка.

– На них цена растет уже который сезон, как и на золото, это обычное дело в кризис, – отмахнулась выросшая в лесу дикарка, вгоняя нас в немоту. – Куплю – прибыль получу. Уже все проверено.

– А ты их потеряй!

– Найдут, – еще мрачнее буркнула Элен. – Вы что, моего батюшку не знаете? Потеряешь тут, под надзором родительским. Вон, извозчик за нами едет, это охрана моя. Тайная.

Элен ссутулилась и грустно поглядела на Хромова:

– Надо искать новые способы. Я глупа, никак не выберу верный путь. Как же их промотать-то поскорее? Решила я имение де Лотьэров выкупить, для Шарля в подарок. Думала, дорого встанет. Тьфу, а не деньги – захолустье франконское этот особняк Сен-Дюпр… Семнадцать тысяч, да и то – до торга и с ремонтом. Съездила к Бахшилло, он обещал управляющего подобрать, по винограду умного, но из своего народа, южного. Такой приметен, во Франконии воровать не станет, позоря на чужбине честь соплеменников.

– Ты промотать хочешь или, наоборот, прирастить? – снова не поняла я.

– Не желаю ворам потакать! – вскинулась Элен. – Надобно изыскать нечто, похожее на болото: дело, в котором деньги тонут и тонут, и сколько их ни добавь, прорву не наполнить, даже и без воровства. Я найду годное болото и утоплю свой миллион. Я слово дала.

Вечером она немного приободрилась, даже познакомила нас со своим компаньоном по делу, приобретенному не ради денег, а для души, на двоих с братом Илюшкой. Они в лесу выросли, первые дни в столице Илюха без остановок таскал сестру по всем оружейным лавкам. Вдвоем они и вздыхали, и глазели. Примерялись снова и снова к оружию, серьезно обсуждая наилучшие варианты вооружения для охоты на белок или похода на более серьезного зверя. Купили совместно с десяток стволов, выведали, что живет на окраине превосходнейший мастер, переехавший из Белолесского уезда. Там дорогое оружие спроса не имело, здесь же для начала дела не хватило человеку связей и средств, вот и перебивается он, бедолага, случайными приработками. Точнее, перебивался – теперь на Элен работает…

К ночи неизбежное все же состоялось: Элен впала в расстройство, добыла из сумочки револьвер и стреляла на заднем дворе усадьбы фон Гессов до позднего вечера, пока была видна мишень. Увы, она еще и меня учила, запрещая пользоваться удачей, поскольку глаз и рука важнее и надежнее. За ужином подарила ореховую шкатулку с очередным дивным льежским револьвером. Уже выведала: эту марку предпочитает Шарль…

– Маги, Рена, ненадежны, – строго напутствовала меня Элен. – Даже самые лучшие, как Шарль. А ну против твоего Семена злодейство замыслят? Заряжать вот так, удобнейшая модель, легкая и кучность по пристрелке преизрядная. Я сама проверяла.