Бремя Воина
Шрифт:
Убивать Ашанга действительно не имело смысла, ни из жажды крови, и даже не из мести, – что толку от порванного в клочья чужеродного тела, когда определенный факт истории уже свершился, и кровь Ашанга, пролитая сегодня, уже не смоет ни единой радиоактивной пылинки с изуродованного лика неведомой Герману планеты?
Но если не убить, то как в таком случае жить дальше, где найти новую точку опоры для пошатнувшегося разума? Ведь бремя воина как раз и состоит в том, чтобы убивать и быть убитым, ради нового привезенного на Джорг
Бег по кругу.
А может быть, он неверно истолковал свое бремя?..
Мысли пробивали душу болезненнее, чем пули.
Он присел на мшистую кочку рядом с телом Ашанга, который, нацарапав это проклятое слово, опять впал в забытье.
А что, если страшный смысл его ноши заключается не в том, чтобы убивать снова и снова, одурев от чужой крови, презирая всех и вся, а в том, чтобы однажды остановить свою руку на половине взмаха и ответить на этот вопрос:
«Зачем?»
Милосердие. Вот настоящее бремя воина, которое оказывается по плечу не то что немногим – единицам.
Герман не понимал, что с ним творится. Казалось – душа вывернулась наизнанку. Так будет, если поменять местами небо и землю, заставив всех ходить вниз головой.
Под его ногами больше не было почвы. Герман тонул, проваливаясь сквозь муть, но, видит бог, его душа абсолютно не была уверена в том, что мутный слой когда-либо кончится, а он сам сможет увидеть хоть краешек чистой воды…
Вместо того чтобы полоснуть ножом по горлу Ашанга, он спрятал оружие и полез назад, в кабину истребителя, за автоматической аптечкой.
Утро пришло с тихим плачем древесных червей.
Маленький костер, который Герман поддерживал всю ночь, рдел углями в рассветной мгле; от окон черной, как смоль, воды истекало зловоние и поднимался зыбкий, перистый туман.
Герман сидел у костра, положив на колени открытый кейс ноутбука. Компьютерные системы Омни резко отличались от человеческих, и ему стоило невероятного труда понять, как действует попавшая в его руки электронная машина.
Поглощенный своими мыслями и занятием, Герман не уловил того момента, когда Ашанг очнулся от забытья.
Быть может, он уже давно лежал, наблюдая за ним, выжидая лишь подходящий момент… а может, только пришел в сознание, и тогда его движение было не более чем спонтанным порывом, – кто знает, но трехпалая рука внезапно метнулась поверх плеча Германа, за его спиной вырос страшный сумеречный контур насекомого и…
Корявый, покрытый ороговевшими чешуйками палец с острым хитиновым когтем на конце, скользнув мимо горла человека, коснулся клавиатуры и начал осмысленно стучать по ней.
Герман не успел вскочить – лишь ошарашенно смотрел, как на откидном дисплее одна за другой появляются буквы человеческого языка, складываясь в смешные, кособокие в подобной транскрипции термины универсального словаря Омни.
Как это безумно трудно – понять
Тяжкий груз для нервов воина.
Хитрый… – прочел он первое понятие, за которым следовал обобщающий символ – Омни… перехитрил… сам… себя… Он… желая… убить… воина… родил… его…
Хитрый Омни перехитрил сам себя. Он желал убить воина, но тем самым возродил его, – вот что хотел сказать ему Ашанг.
Он ощущал, как на его плече лежит рука врага.
«Философ… – с внезапно пробудившейся яростью подумал он. – Насекомое недобитое…»
Герман медленно повернул голову.
Выпуклые фасетчатые глаза смотрели в неизвестном направлении. Хитиновые жвала медленно шевелились, издавая тихий шипяще-скрежещущий звук.
Я сошел с ума. Мне следует убить его, а потом покончить с собой, как велит Долг Чести, который уже заплачен.
Глаза Германа вновь вернулись к дисплею, на котором продолжали медленно, с большими интервалами возникать символы.
Это действительно походило на сумасшествие, по крайней мере первое ощущение оказалось именно таким, и лишь спустя некоторое время, прочитав еще несколько гибридных слов и уловив их смысл, молодой воин понял, что процесс общения с Ашангом возможен, хотя и невероятно труден.
На прогалине, у дымного костерка, угли которого без присмотра начали подергиваться серым налетом пепла, происходило нечто невообразимое – между собой пытались общаться представители двух абсолютно чуждых биологических форм, уже однажды истребивших друг друга под корень.
Наши расы столкнули лбами мудрые Омни, которые никогда никого не убивают сами, – вот что писал ему Ашанг. – Их первый закон выживания гласит: «Агрессивные расы не имеют будущего и должны быть уничтожены либо ввергнуты в регресс до того, как смогут стать серьезной проблемой для правящего в космосе вида».
Герман прочел сообщение и понял, что оно вызывает в нем больше вопросов, чем несет в себе ответов.
«Откуда ты это знаешь? Как может Ашанг утверждать то, чего не может знать наверняка? Ты клон, как и я», – воспользовавшись единственным доступным средством общения, нахмурясь от несвойственных усилий, выстучал он на клавиатуре переносного компьютера.
Ашанг долго смотрел на появившиеся символы, потом зашипел, видно, смысл послания дошел до него. Средний палец трехпалой кисти вновь лег на клавиатуру:
«Прошлое известно, – ответил он. – Я – насекомое. Эволюция Форкар-Сиана – это постепенное развитие индивидуумов из среды общественного разума. Наследство эволюции – общая, пополняемая в течение жизни генетическая память. Каждый вновь рожденный Ашанг обладает памятью муравейника».
Герман с трудом, но все же смог понять, что имеет в виду насекомое. А поняв, вдруг ужаснулся тому, что сделал.