Брежнев: правитель «золотого века»

Семанов Сергей Николаевич

Разумеется, было бы необъективно связывать всематериалы, публикуемые в «Молодой гвардии», с «линией», выраженной в упомянутых и некоторых других статьях, к сожалению, нашедших место в журнале. В нем напечатано и немало ценных произведений прозы, поэзии и других жанров. Но сейчас речь идет о том, что не может не беспокоить советскую общественность, что придает этому журналу явно ошибочный крен.И критика в его адрес в связи с подобными выступлениями вполне обоснованна.

В заключение хотелось бы сказать, что подавляющему большинству наших деятелей культуры, эстетиков, критиков, искусствоведов, разумеется, совершенно несвойственно и чуждо одностороннее, неправильное понимание значения

культурного наследия для советской социалистической культуры, о котором шла речь.

Деятели советской литературы и искусства видят смысл своего творчества в том, чтобы создавать произведения, достойные народа, строящего коммунизм, произведения, воспитывающие чувства советского патриотизма и пролетарского интернационализма. Это наглядно показал, в частности, IV съезд писателей СССР, выступления на нем представителей многих братских литератур.

«Мы были и будем, — говорил, например, известный белорусский поэт Максим Танк, — против всякой национальной ограниченности и замкнутости. Но нам всегда будут дороги родной язык, национальная культура, прогрессивные революционные традиции своего народа, братские связи наших литератур, подлинный интернационализм».

Такое понимание характера советской культуры свойственно основной массе ее деятелей. Оно воспитано нашей ленинской партией. В Приветствии ЦК КПСС IV съезду писателей СССР говорится:

«Принципиально новое качество нашей литературы состоит и в том, что она развивается как литература многонациональная, вбирает в себя прогрессивные традиции и передовой опыт всех национальных культур, отражающих своеобразие исторического пути каждого народа Советского Союза. Торжество ленинской национальной политики, общность коренных интересов, дружба и братство народов являются основой расцвета национальных литератур, для которых характерны единство идеалов и целей, многообразие традиций и форм. Дальнейшее укрепление братства литератур всех народов нашей страны, их взаимообогащение представляют собой объективную закономерность и важное условие успешного строительства культуры коммунистического будущего».

Критика и литературоведение призваны изучать проявления этой закономерности в конкретных произведениях, в развитии национальных литератур, воздействовать на художественный процесс в направлении дальнейшего обогащения многонациональной советской литературы — литературы, достойной народа, строящего коммунизм.

«Коммунист», 1970, декабрь.

Документ № 4

СПРАВКА

о журнале «Сельская молодежь» (1972 г., №№ 1–9)

Среди публицистических и критических материалов журнала имеется, к сожалению, ряд таких, в которых дается не совсем четкий и правильный идеологический акцент.

В № 3 журнала дается большой материал, суть которого определяется вопросом, сформулированным редакцией: «Что же составляет ядро интеллигентности, каковы критерии ее подлинности, в чем они меняются под влиянием времени?» Отметим сразу чрезвычайную нечеткость вопроса. Как понять «ядро интеллигентности»? Что значит «критерий подлинности» интеллигентности? Эти не совсем грамотные выражения можно было бы отнести к числу стилистических небрежностей, однако знакомство с материалом показывает, что редакция сама не имеет четкого понимания вопроса, о котором решила писать.

Центральное место в ряде интервью занимает беседа с ленинградским режиссером Г. Товстоноговым. Нелишне напомнить, что его театральное творчество противоречиво, на что неоднократно указывала партийная печать (напомним недавнюю острую критическую статью Абалкина в «Правде»). В беседе Товстоногов касается ряда важных проблем воспитания молодой интеллигенции, но его критерии отличаются несколько размытым социально-классовым подходом. Читаем: «Формирование гражданственности — сложный процесс. Он обусловлен многим:

и тем, что человек читает, и как учится, насколько понимает социальные изменения, происходящие в обществе». Как видно, в процесс «формирования гражданственности» молодого интеллигента не включен важнейший аспект — воспитание коммунистической сознательности. Молодому интеллигенту рекомендуется «понимать социальные изменения», и только. Но важно — какпонимать. И еще важнее — активно участвовать в их изменении. Перед нами не случайная цитата. Размытые классовые критерии свойственны всему материалу. «Тревога, неуспокоенность, общественная боль, стремление понять, чего ты хочешь сказать людям, ради чего работаешь, — вот что мне хочется видеть в молодежи», — говорится далее. Странно, почему именно «общественная боль» должна быть основным свойством советского молодого человека? И странно читать пожелание для сельской молодежи — трактористов, агрономов, доярок, учителей — понять, «для чего ты работаешь». Неужели они этого не понимают? Остается добавить, что единственным конкретным образцом интеллигента назван Эйнштейн. Путанные политические представления физика общеизвестны. Почему бы не пожелать сельской молодежи взять в образец ученого-гражданина Королева (если уж редакции обязательно хотелось физика)? Или, скажем, Отто Юльевича Шмидта (тоже, между прочим, физик)?

Материал заканчивается пространным комментарием обозревателя журнала А. Макарова. И здесь мы также не найдем четких классовых критериев. Что означает, по А. Макарову, интеллигентность в нашем обществе? Оказывается, это «тонкая душевная организация», затем далее — «это чуткость к миру и к собственной душе» (странно, кстати, что «мир» и собственная душа здесь уравниваются в ценностном критерии), еще дальше — «Интеллигентность можно назвать благородством духа, благородством моральных принципов и нравственных устремлений». Все эти слова не новы и в какой-то мере даже правильны. Однако в редакционном комментарии ничего не сказано о специфических чертах советскойинтеллигенции, которую отличает прежде всего активная коммунистическая сознательность.

Расплывчатостью критериев отличатся также статья О. Белявского о грузинском кино (№ 4). Вот как определяет автор новаторство в советском искусстве: «Подлинное новаторство — это ведь процесс накопления качества, развитие опыта прошлого, помноженного на серьезнейшие проблемы и достижения многонационального советского кино». Тут опять неважно с грамматикой. Что значит «процесс накопления качества»? Как можно «опыт» помножить «на проблемы»? Зато социальная характеристика понятия новаторства в искусстве отсутствует начисто и ссылка на «многонациональное советское кино» остается абстракцией. В объемистой статье ни разу не упомянут термин «социалистический реализм». Зато есть такие вот открытия: «С давних пор в нашей литературе и искусстве жили, действовали, порой спорили, но никогда не сливались две тенденции: искусство возвышенно-романтического плана и реалистически бытовое». Это очень узкий, однобокий подход к проблеме. В советском искусстве «спорили» (и спорят до сих пор) совсем другие «две тенденции»: реалистическое партийное искусство и модернизм в любых его формах.

В последние годы в партийной критике не раз обращалось внимание на стремление некоторых литераторов представить абстрактно-добродетельных стариков и старух как чуть ли не образец нравственности и гражданственности. Редакция журнала как будто не слыхала об этом. Читаем у О. Белявского: «Старики — это цемент, держащий нравственные устои, средоточие опыта и традиций». Какие старики? Не сказано. «Старики», и все. То же у Г. Товстоногова: «…Молодой рабочий или сельский житель с чувством некоторого превосходства смотрит на старика, который прожил всю жизнь в деревне, говорит нескладно и, кто такой Дарвин, не слыхал. Зато (?!) у старика есть мудрость, опыт, понимание жизненных причин и следствий». Странно: у «старика» есть понимание «причин и следствий» только потому, что он старик…