Бриллиантовые девочки
Шрифт:
— А где ты с ней познакомилась? В школе?
Я колебалась.
— Они играли вместе у вас в саду, — сказала Джуд, не понимая, что Мэри из-за неё достанется. — Мы только что сюда переехали. В квартал «Планеты».
Мать Мэри кивнула, глядя на меня своими васильковыми глазами. Она была похожа на принцессу из моей книжки со сказками.
— Значит, Мэри пригласила тебя к нам в сад? — спросила её мама.
Я понимала, что нужно соблюдать осторожность.
— Нет, в сад она меня не приглашала, я стояла на улочке между вашим и нашим садом. А Мэри была в вашем
— Ах вот как! — сказала мама Мэри. — Ну что ж, отлично. Очень рада, что вы подружились. Но боюсь, она сейчас не сможет к тебе выйти, дорогая. Она себя не очень хорошо чувствует, и я её уложила пораньше.
— Вообще-то, мы пришли попросить вас об одолжении, — сказала Джуд.
— Да? — осторожно сказала мама Мэри.
— Не могли бы вы… одолжить нам… — начала Джуд.
— Нет, извини, дорогая, — перебила она. — К сожалению, я в принципе не подаю тем, кто побирается у двери.
— Мы не побираемся! — Джуд так и вспыхнула. — Мы никогда не побирались! Мы просто хотели спросить, не одолжите ли вы нам свечку, потому что у нас в доме электричество не работает.
— Свечку? — сказала мама Мэри. Вид у неё был удивлённый. Потом она улыбнулась. — Ну конечно. Подождите минутку. — И она закрыла дверь у нас перед носом.
— Почему она нас не пригласила зайти? Она думает, что мы ей обстановку попортим? Да провалиться этой обстановке! И этой тётке! Пошли, Дикси, нечего тут стоять, — сказала Джуд.
И мы пошли обратно по дорожке.
Дверь отворилась.
— Эй, девочки, вы же просили свечку, — сказала мать Мэри.
Она держала в руках целую пачку свечей и коробок спичек в придачу.
— Большое спасибо, — сказала я, поспешно возвращаясь. — Спички у нас уже есть, но спасибо, что вы об этом подумали.
Когда я брала свечки у неё из рук, она улыбнулась и стала ещё красивее.
— Может быть, завтра Мэри сможет выйти поиграть? — сказала я.
— Может быть, — сказала она, не переставая улыбаться.
Она закрыла дверь. Я задержалась на крыльце, пересчитывая свечки.
Я слышала, как она из прихожей позвала Мэри. Потом раздался громкий шлёпок и чей-то плач.
8
— Свиньи вы! Ушли на целую вечность, — сказала Рошель. — Я уж думала, вы вообще не придёте. А тем временем темнеет, и что мы будем делать?
— Свечки! — сказала я, размахивая ими у неё перед носом. — От мамы моей подруги Мэри!
Я вздрогнула. Я ничего не сказала Джуд о шлёпке и плаче. В этом было что-то тайное и стыдное. Я не могла представить себе, как можно ударить такую малышку, как Мэри. Может быть, я ошиблась. Я ведь не видела шлёпка, мне только показалось, что я его слышала. Может быть, Мэри споткнулась, ушиблась и заплакала. Не может быть, чтобы её мама её ударила. У неё самая хорошая, добрая, милая мамочка на свете.
Я подумала о моей собственной маме.
— Как ты думаешь, мама уже родила? — спросила я. — Сколько это продолжается?
— Я почём знаю, — сказала Джуд, передёргиваясь.
— Иногда очень долго. Может быть даже несколько
Я вспомнила самую страшную боль, какую мне приходилось испытывать, когда девчонки из моей старой школы пинали меня в живот, пока мне не стало плохо. Я попыталась представить, каково это, когда тебя пинают в живот несколько дней подряд.
Я прижалась к Джуд.
— Малышка! — презрительно фыркнула Рошель, но, когда мы все повалились на мамин матрас, она тоже приткнулась к нам. — А по телевизору сегодня «Поп-идол», — простонала она.
— Давай вообразим, будто смотрим телевизор, — сказала я.
— Ох, Дикси, ты со своим воображением… — Рошель подняла глаза к грязному потолку. — Ой, смотрите, какая грязь! Мы тут все подхватим какую-нибудь страшную болезнь вроде бешенства.
— Бешенство бывает от бешеных собак, балда, — сказала Джуд.
Она сжала зубы и принялась рычать на неё и пускать слюни.
— Нет, от грязи бывает чесотка. У одного мальчика из нашего класса в Блечворте была чесотка. А я потом упала и ушибла голову, и у меня была корка, а учительница решила, что у меня тоже чесотка, — сказала я.
Я подумала о том, какая здесь школа. Наверное, ребята ещё противнее, а учителя ещё вреднее.
— Спой, Рошель! — попросила я.
Стоя на матрасе и отчаянно крутя задом, Рошель выдавала один за другим старые номера Бритни и Бейонс. Мы с Джуд разражались в конце каждой песни бурными аплодисментами и похвалами. Джуд несла страшную чушь, посмеиваясь над ней, говорила, что у неё ангельский голос и фигура юной дьяволицы. Рошель все приняла совершенно серьёзно и начала гордо ходить по комнате, красуясь перед нами.
Потом она затянула одну из маминых любимых песен — странную штуку группы «Квин», вроде оперной арии, с кучей непонятных слов вроде «Вельзевул» и «Галилео». Когда она добралась до «мама миа», мы заволновались. Рошель остановилась на втором «мама» и потёрла губы, как будто хотела стереть с них звук.
— До чего глупо, — сказала она, валясь на матрас.
В доме вдруг стало очень тихо. Начало смеркаться. Я подумала обо всех парнях-хулиганах, рыщущих по кварталу. И о людях, которые вламывались в этот дом, напивались тут до чёртиков и блевали в раковину.
— Может, загородим дверь буфетом, чтобы никто не вломился? — прошептала я.
— А с окном ты что сделаешь? — сказала Рошель. — Они его выбьют и запросто залезут.
— Никто к нам не полезет… А если полезут, я их вытолкаю, — пообещала Джуд. — Давайте ещё поиграем в телевизор. Чур, я буду «Матч дня».
Она вскочила и принялась лавировать по комнате между наваленных вещей, пиная завязанный узлом свитер и вопя:
— Джуд Бриллиант ведёт мяч!.. Вы только посмотрите на неё… как она умеет прорываться вперёд, маневрировать, лавировать… Давай, давай, Бриллиант, у тебя получится! Она нацелилась в ворота — готово, в самую середину! Какой гол! Девчонка блеск, настоящий бриллиант!