Бриллиантовый пепел, или В моем конце мое начало
Шрифт:
— Занимайся своим делом, — огрызнулся Валькин собеседник в сторону, и вернулся к ней.
— Назовите себя, — снова потребовал он.
— Меня зовут Валентина, — машинально ответила Валька.
— Валентина… Фамилию и отчество назовите.
— Да что случилось? — почти закричала Валька. — Андрея позовите! Я туда попала?
— Туда, туда, — успокоил ее собеседник. — А зачем вам Андрей?
— Хочу узнать, как он себя чувствует, — честно ответила Валька.
Трубка засмеялась куда-то в сторону.
— А почему вы про здоровье спрашиваете? — задал собеседник очередной дурацкий вопрос.
— Потому что он болен, — сухо ответила Валька.
— Чем, интересно?
— Не знаю. Наверное, ангиной. У него была высокая температура.
— Вы его когда видели? — спросила трубка.
— Позавчера.
— Во сколько?
— Не помню. Часов в девять, наверное…
— А вчера? Видели?
— Не видела, — ответила Валька нетерпеливо. И потребовала: — Позовите Андрея!
— Не могу, — коротко ответил собеседник.
— Почему?
— Потому что он умер.
Валька застыла с трубкой, прижатой к уху.
Умер? От чего? От ангины?
— Девушка! — позвал ее собеседник, уставший от молчания.
— Да, — ответила она слабым голосом.
— Вы не могли бы сейчас приехать?
— Могу, — ответила она. И почувствовала, как включился автопилот, обычно вывозивший ее из ступора.
Вот хорошо! — обрадовалась трубка. — И вам меньше возни, и нам… Приезжайте.
— Хорошо, — все так же механически ответила она и положила трубку.
Чайник весело засвистел, призывая хозяйку. Валька вздрогнула, приложила руку ко лбу, попыталась собрать мысли. Все нарастающий свист чайничка мешал ей сосредоточиться, она с раздражением вытянула руку и повернула выключатель.
В кухне стало тихо.
Примерно такое же ощущение тишины и пустоты царило в ее голове.
Несколько минут она просидела в неподвижности, безвольно опустив руки. Затем медленно, как во сне, сняла телефонную трубку и набрала нужный номер.
— Алло!
— Нина, здравствуй, — механически проговорила Валька необходимый текст. — Это Валя. Бабушку позови, пожалуйста.
— Так она только заснула, — ответила Нина, по обыкновению не здороваясь. — Разбудить, что ли?
— Она больна? — спросила Валька безо всякого участия.
— Да нет… Вернулась под утро. Где ночью шаталась — понятия не имею. Так разбудить или как?
— Под утро вернулась, — пробормотала Валька себе под нос. И сказала нормальным голосом:
— Не буди, не нужно. Я потом перезвоню.
— Ага.
И домработница повесила трубку.
Валька попыталась сосредоточиться. Мир вокруг качался и плыл, расплавленный в пекле болезни, и тело отказывалось повиноваться
— Валюша! — сказал Арсен почти сразу.
— Привет.
— Привет. Как ты, малыш? Я не стал тебя будить…
— Андрей умер.
Пауза.
— Повтори, пожалуйста, — озадаченно попросил Арсен.
— Я говорю, Андрей умер.
Снова тишина. Только потрескивали на линии какие-то помехи.
— Откуда ты знаешь? — спросил Арсен совсем другим, жестким тоном.
— Звонила ему только что. Хотела спросить, как он себя чувствует…
Тут она осознала, каким чудовищным комиксом выглядит ситуация, и всхлипнула. Но сразу справилась с собой.
— Там милиция. Просят приехать.
— Ты поедешь? — спросил Арсен.
— Поеду.
— Хорошо. Я тоже выезжаю.
— Зачем?
— Затем! Ты, что, думаешь, я тебя там одну оставлю? Жди меня у Андрея.
И линия разъединилась.
Валька медленно нагнулась, нашарила на полу упавшую трубку и аккуратно вернула ее на место.
Пошла в спальню, осмотрелась и сначала неторопливо убрала кровать. Ее не оставляло дурацкое ощущение того, что смерть Андрея можно отодвинуть, отложить привычными домашними хлопотами. И пока она убирает постель, в голове не роятся глупые мысли, которые она не хочет туда пускать.
Где была бабушка всю ночь?
«Ты плохо сложила одеяло!» — одернула себя Валька, развернула и снова свернула конверт. Разгладила все морщинки и складочки, уложила одеяло в бельевой ящик под кроватью.
Они виделись вчера с Андреем?
Поправь покрывало!
И Валька разгладила стеганную шелковую накидку на кровати.
«Я боюсь за них обоих», — сказал Арсен, имея в виду и бабушку, и Андрея. Интересно, о чем это он говорил?
— Я больше не могу, — сказала Валька вслух, обращаясь к своему отражению в зеркале. — Я не буду об этом думать.
Пошла из комнаты в прихожую, влезла в старые сапоги, застегнула молнию старой теплой куртки и вышла из квартиры, пустота и безмолвие которой рождали призраков в ее больном сознании.
Она плохо помнила, как добралась до нужного дома в Олимпийской деревне. Вернее, в бывшей Олимпийской деревне.
Какой-то частник. Какие-то люди во дворе высотного одноподъездного дома, наверное, соседи. Какой-то милиционер на лестничной клетке, преградивший ей дорогу…
Автопилот справлялся со всеми препятствиями так лихо, что она могла позволить себе затянувшееся пребывание в больном оцепенении, поглотившем волю. И только когда вошла в квартиру Андрея, сознание вернулось назад и больно укололо сердце.