Бриллиантовый пепел, или В моем конце мое начало

Тихонова Карина

И она заснула настоящим крепким сном, каким спят все выздоравливающие люди.

Проснулась Валька оттого, что одна сторона плотной шторы на окне спальни была отодвинута в сторону, и яркий солнечный свет пробивался в комнату.

«Я проспала до лета», — подумала она, и тихо рассмеялась. Почти сразу открылась дверь, и в комнату вошла очень стройная темноволосая женщина. Подошла к Вальке, увидела открытые глаза девушки и мягко улыбнулась ей.

— Вы? — спросила Валька, широко раскрывая глаза. — Или у меня

опять галлюцинация?

— Нет, моя хорошая, не галлюцинация, — ласково и негромко ответил красивый грудной голос. — Я, правда, приехала. Ну что, давай знакомиться?

И женщина присела на край ее постели. Потом наклонилась и поцеловала Вальку в лоб.

— Господи, какая же я невезучая, — со слабой улыбкой сказала Валька. — Даже с матерью любимого человека знакомлюсь в таком виде, что можно испугаться… Ну, почему у меня все так нескладно выходит?

Женщина рассмеялась и снова поцеловала ее, на этот раз в щеку. От матери Арсена слабо пахло каким-то хорошим парфюмом с цветочной композицией. Кажется, «Диориссимо».

— А где Арсен? — вдруг спросила Валька. Она поднялась на подушке повыше и обвела комнату встревоженным взглядом.

— Спит в зале, — успокоила ее женщина. — Он возле тебя двое суток сидел, не отходил. А потом, когда ты пришла в себя, заснул как сурок, прямо в кресле. Мы его сегодня утром с твоей мамой перетащили на диван, так он даже не проснулся.

Валька откинулась на подушку и улыбнулась. Значит, ей не показалось. Он, действительно, все время был рядом.

— А вы давно приехали?

— Вчера вечером прилетела. Как только узнала, что ты заболела.

— Это вы меня лечили, да? — с интересом спросила Валька. — А чем?

— Уколами, детка. И не я, а врач. Разочарована?

— Ну, как сказать, — протянула Валька. — Вы извините, я не знаю, как к вам лучше обращаться. То есть я знаю, что вас зовут София Михайловна, как Ротару… Но вы такая молодая, что я немного растерялась.

— Называй меня Соня, — ответила собеседница. — Меня так все называют. Удобно?

Валька кивнула, продолжая рассматривать лицо матери Арсена, сидевшей перед ней.

Они с сыном были удивительно похожи. Так похожи, что даже страшно становилось: у двух людей, мужчины и женщины, оказывается, могут быть совершенно одинаковые глаза. Только выражение глаз было разным: Арсен смотрел на мир со сдержанной доброжелательностью, а его мать — с грустным пониманием.

Она все еще была очень красива. Арсен говорил, что матери исполнился пятьдесят один год, но на вид ей невозможно дать больше тридцати пяти-тридцати шести. И то, только потому, что в черных густых волосах уже щедро пробилась оттеночная серебряная нить.

Ровная смуглая кожа, чуть тронутая хорошей косметикой. Высокие нежные скулы, поддерживающие разлет больших черных глаз. Умный, красиво очерченный лоб. И великолепная белозубая

улыбка, тоже переданная сыну по наследству.

«Стильная женщина», — одобрительно подумала Валька, окидывая сидящую перед ней женщину пристальным оценивающим взглядом.

Хорошая стрижка «каре», красиво обрамляла правильный нежный овал лица. Свободные темные брюки не скрывали, а подчеркивали стройность ног и узость талии. И темно-серый облегающий свитер с низко вырезанной круглой горловиной, открывающий безупречную кожу шеи и груди, не тронутую морщинами и пигментными пятнами.

— Вы такая красивая, — сказала Валька без малейшего желания польстить.

— Спасибо, детка.

— Представляю, как я выгляжу на вашем фоне.

— Ничего, сейчас мы все поправим. Я наберу тебе полную ванную, и ты хорошенько вымоешься. А я пока поменяю постельное белье и немного проветрю комнату.

— А разве мне можно купаться? — спросила Валька, как ребенок.

— А разве тебе приятно лежать в мокрой рубашке? Мы все осторожно сделаем, так, чтобы ты не простудилась.

Соня встала с кровати, но Валька удержала ее вопросом.

— Соня, вы ничего не знаете про похороны? Арсен вам не говорил?

— Ты про этого мальчика? — спросила Соня. И, не дожидаясь ответа, медленно покачала головой.

— Бедный мальчик… Двадцать семь лет… Насколько я знаю, его еще не похоронили. А что?

— Ничего, — ответила Валька и что-то быстро прикинула в уме. — Сонечка, мне очень нужно как можно быстрее встать на ноги. Это важно, понимаете?

— Ну, сегодня никак…

— Не сегодня, не сегодня… Завтра.

— Детка, — встревожилась женщина, снова усаживаясь на край кровати, — это неразумно. Тебе нужно полежать хотя бы три дня…

— Сонечка, я не могу вам пока объяснить, — перебила ее Валька, — но я обязательно должна завтра встать. До похорон. Это важно.

— Тебя Арсен ни за что из дома не выпустит, — предупредила ее Соня.

— Арсену пора завтра на работу выходить, — ответила Валька, глядя ей прямо в глаза. — Вы ведь намекнете ему?

Женщина нахмурилась, пристально посмотрела ей прямо в лицо, но Валька не отвела взгляда.

— Это так важно? — спросила Соня в раздумье.

— Очень важно! И даже не для меня… Хотя для меня тоже. Но для других людей — еще важней.

— Я помогу тебе, — ответила Соня. Поднялась с кровати и, не прибавив ни слова, вышла из комнаты.

Валька с облегчением откинулась на подушку. Она обязана успеть сделать то, о чем просил ее Андрей.

Она должна увидеться с двумя женщинами, которых он любил, принести им известие о смерти Андрея, как приносят в дом банку с ядовитыми пауками или скорпионами. Сама мысль об этом казалась ей невыносимой, но она помнила его глаза тогда, в комнате. И помнила едва слышный шепот, донесшийся до нее.