Бриллиантовый шепот

Завелевич Ольга

– Нет! – в один голос воскликнули женщины.

– Нет, это не совпадение! – добавила Люба. – Я видела его реакцию на фотографии и говорю вам точно: этот человек узнал кого-то на снимке!

– Тем более, – тихо проговорила Лиза, – что я знаю теперь, где драгоценности.

Все, остолбенев, уставились на нее.

Глава 27

– Лиза, – осторожно заметил муж, – как ты можешь знать? Ведь ты была совсем маленькой девочкой и вряд ли помнишь те события.

– Детские воспоминания иногда сохраняются у человека на всю жизнь, – возразила Люба.

– Ты уверена, что

сейчас нужно говорить об этом? – продолжал Петр. – Может, лучше тебе отдохнуть?

– Со мной все в порядке, – твердо произнесла Лиза, – я должна рассказать вам все, что помню, и как можно скорее. Не знаю почему, но у меня такое чувство, что больше времени у нас не будет.

– Лиза, перестань! – возмутилась Люба. – Прежде всего тебе надо успокоиться.

– Я совершенно спокойна. Лучше постарайтесь меня не перебивать, чтобы я вспомнила как можно больше подробностей. Тогда вы согласитесь с моей догадкой.

Лиза сжала голову руками и начала рассказывать о событиях зимней ночи 1918 года. Все слушали, затаив дыхание. Конечно, рассказ ее был несвязным, местами она надолго замолкала, мучительно пытаясь вспомнить давние события, но основную мысль слушатели сумели уловить. И когда молодая женщина дошла до последних слов Зотова: «У попа была собака…», Григорий подскочил на стуле:

– Так он заставил Коку проглотить бриллианты!

– Как он смог это сделать? – удивился Петр.

– Не знаю, – честно признался подполковник, – но отец мог с собакой всякие фокусы проделывать. Может, в горло засунул? Недаром пес подох.

– Может быть, – пожал плечами Бельский, – я не ветеринар.

Несколько минут все озадаченно смотрели друг на друга. Первой нарушила молчание Люба:

– Ну и что мы со всем этим делать будем?

– Не знаю, – растерянно ответила Лиза.

– Ты говоришь, Коку зарыли за оградой? – спросил брат.

– Насколько я помню разговор двух людей с лопатами, то место, видимо, недалеко от могилы отца и мачехи.

– Значит, надо поехать и посмотреть, – решил Григорий.

– Ты что, будешь могилу раскапывать? – поинтересовался Петр.

– Так собачью же, – фыркнул подполковник. – Ты думаешь, Петя, после четырех лет войны меня собачьи кости испугают? Тебе там светиться ни к чему, а мы с Лизой завтра съездим на могилу отца, а заодно и вокруг посмотрим. Комар носа не подточит! Ты, Лиза, в сторонке посидишь, а я покопаю у ограды. А вдруг?

Лиза посмотрела на мужа.

– Что ж, попробуйте. Не очень я уверен в успехе, но попытаться стоит. Завтра с утра и поезжайте.

– Ты в своей Швеции забыл хорошую русскую пословицу: «Не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня», – голос, казалось, исходил из всех углов сразу, хотя и был негромким. Скорее он напоминал шипение.

Никто не услышал, как распахнулась дверь из темного бокового коридорчика. В проеме стоял человек, рот его кривила ухмылка, а шрам, стягивающий брови в одну линию, предавал его взгляду странное, угрожающее выражение.

Глава 28

– Да, жалко, не пристукнул я вас тогда, в восемнадцатом, – продолжал вошедший, – однако вы догадливы, дорогие родственнички. Ну, что ж, будем знакомиться? Михаил – ваш сводный брат. Чего рты-то разинули? Папаша наш, упокой Господи его душу, большой любитель был по женской части, вот и получил результат, – он ухмыльнулся, – но для вашей мамаши в этом обиды никакой не было, я,

можно сказать, ваш старший брат. Папаша меня не признал: тоже мне событие – сын какой-то хористки, но деньгами помогал, надо отдать ему должное, а когда я подрос и гм… кое-чему обучился, стал моими услугами пользоваться.

– Я, видите ли, по своей первой профессии – домушник, специализировавшийся на камушках, – разглагольствовал он, пользуясь мертвой тишиной, – вот папочка наш и скупал у меня, так сказать, добычу. Платил неплохо. Все было хорошо до этой заварухи, пардон, революции. Тут папаша сбежать решил – и это разумно, но захотел меня обмануть, а вот это – плохо. Судя по вашим разговорам, вы уже поняли, как дело было. Я тоже кое-что новое для себя узнал. Ловко придумано – все денежки в бриллианты вложить. Я всегда говорил, что наш папаша – голова! Одно он не учел: я своего так просто не отдам! В его деле моя немалая доля имелась, а он решил все к рукам прибрать. И чего добился? Пули в лоб и могилы на деревенском погосте! Поделился бы со мной, уж я бы придумал более надежный способ вывезти камушки, чем в пасти у пса! Жадный он был, не тем будь помянут!

– Как вы попали в дом? – отмер наконец Петр.

– При моей квалификации – ваши форточки и замки – плевое дело, – скривился Михаил. – Я подождал только, пока ты, братец, дом осмотришь, а потом уж зашел, то есть залез, и расположился тут с удобствами.

– Ну и что ты от нас хочешь? – зло спросил Григорий.

– А ты не догадываешься?

– Если ты все слышал, то мог бы понять, что бриллиантов у нас нет.

– Правильно, они в собачьей могилке закопаны. Вот мы туда и съездим. Заодно и папаше поклонюсь. Ни разу не был – грех ведь!

Григория передернуло от отвращения, но он сдержался и спросил:

– А с чего ты взял, что я с тобой куда-либо, кроме ближайшего патруля, пойду?

– А с того, любезный братец, а также и другие дражайшие родственники, что вы, наверное, девочку Машеньку любите?

– Причем здесь моя дочь? – Петр тоже, сдерживаясь изо всех сил, старался говорить спокойно.

– А притом, что моя дорогая племянница находится в данную минуту в гостях у меня, а уж адресок, позвольте, я утаю. Одно скажу – за девочкой присмотрят, будет она жива и здорова, но все это зависит от вашего благоразумия. Соседка ваша весьма глупа оказалась, – обратился он к Любе, – я сказал ей, что прогулка за город отменилась, и Машу мать домой забирает. Вот она и отдала мне девочку.

Дальнейшее Лиза не слышала – она потеряла сознание. Люба кинулась к ней. Григорий изо всех сил удерживал Бельского, который, не помня себя, пытался броситься на Михаила. Один парикмахер оставался невозмутим. Он смотрел на всю суматоху и, казалось, получал от этого массу удовольствия.

Глава 29

Выехали втроем. Петр категорически настоял на своем участии, он боялся выпустить из вида Михаила – единственную нить, связывающую его с дочерью. Люба осталась с Лизой. Молодая женщина находилась в полузабытьи: Люба сделала ей укол и теперь неотлучно сидела около нее, обтирая лицо, удерживая за руки, когда Лиза пыталась подняться и куда-то бежать. Любу трясло от ужаса, она винила во всем себя: ведь это была ее идея – отправить Машу ночевать к соседке. Перед отъездом Петя и Гриша изо всех сил пытались успокоить ее, доказывая, что она не виновата, но ничего не помогло. Люба плакала и казнила себя.