Бриллиантовый шепот
Шрифт:
– Спасибо тебе. Мне сестричка все рассказала. Дура я была. Бинты сорвала – жить не хотела, все думала: как я без ноги буду? А когда смерть свою увидела – испугалась, хотела позвать на помощь, а сил уже не было.
– Ты молодец, что опомнилась, – ответила Лиза, – и с одной ногой люди живут. Еще и замуж выйдешь, дети пойдут, некогда будет думать о ноге.
– Замуж, – горько усмехнулась Татьяна, – кому я нужна, калека. Который есть – и тот ни разу не пришел.
– Глупости говоришь. Такая красавица – другого найдешь.
– Дочка у тебя такая забавная.
– И у тебя такая же будет.
– Если будет – назову Елизаветой.
– Договорились, –
Ей надо было вымыть еще три палаты. Одна – самая трудная, где лежали тяжелораненые.
– Лиза, – окликнула ее санитарка, – там один лежит, ночью привезли с передовой, на мине подорвался, очень тяжелый. Вещи я не успела разобрать.
– Ладно, я разберу, – согласилась Лиза.
В палате было несколько человек. Молодая женщина безошибочно определила новенького и подошла к кровати. Раненый еще не отошел от наркоза, лицо и грудь были забинтованы. Лиза начала разбирать и раскладывать письма, бумаги, видимо, второпях засунутые кем-то в пакет и случайно попавшие вместе с офицером в палату.
Кусочек картона торчал из пакета. Лиза вытащила его, чтобы уложить аккуратнее. Это оказалась очень старая, еще дореволюционная фотография. Лиза перевернула ее и в следующее мгновение снимок выпал из ее задрожавших пальцев. С фотографии на девушку смотрела и улыбалась ее мать. Милое, немного грустное лицо, небольшая шляпка, платье с буфами – точно такая же фотография стояла у Лизы в комнате на комоде. Собравшись с силами, она стала внимательно рассматривать раненого. Но из-за бинтов ничего не было видно.
– Деточка, тебе плохо? – в палату заглянул пожилой врач, работавший в больнице еще с довоенных времен, – ты приляг, потом доделаешь.
– Нет, нет, – едва выдавила из себя Лиза, – все нормально, просто душно здесь.
– Так ты выйди на воздух, а то ты даже побелела.
– Да, спасибо, я, пожалуй, выйду на пять минут.
Лиза, шатаясь, выбралась в коридор, дошла до сестринского поста и спросила у дежурной медсестры:
– Кого это ночью к тяжелым положили? Ни лица, ни фамилии…
– Если лица не видно, чем же он тебя заинтересовал? – рассмеялась медсестра.
– Таинственностью! – собрав все силы, чтобы казаться веселой, в тон ей ответила Лиза.
– Сейчас посмотрим… Ага!.. Бельский Григорий Павлович.
Глава 21
Лиза сидела, сжавшись в комок, на каком-то ведре в каморке, забитой тряпками, швабрами и грязным бельем. Она ничего не замечала. Голова раскалывалась от боли, мысли путались. Кто этот человек? Каким образом он связан с ее семьей и семьей ее мужа? В совпадения Лиза не верила. Фотографии только очень близких людей хранят и проносят с собой через годы. Фотографию матери мог носить только сын, значит этот человек – ее пропавший брат Николай. Но почему тогда у него имя и фамилия покойного брата ее мужа?
Петр часто вспоминал о нем, и Лиза не сомневалась, что Григорий Бельский погиб еще в Первую мировую войну.
«Надо поговорить с Любой», – решила молодая женщина.
Люба была ее опорой, советчицей, «жилеткой для слез». Единственный человек, который знал о ней все. Хотя они были одногодками, практичность Любы, ее житейский опыт, особенно приобретенный в военных госпиталях, не раз помогали Лизе. Именно по совету подруги, Лиза умолчала о своем довоенном браке с гражданином
Лиза встала, куском бинта вытерла лицо, кое-как расчесала волосы.
«Хватит, успокойся, – приказала она себе, – возможно все это – поразительное совпадение, мало ли Бельских на свете!»
Она говорила самой себе правильные слова и ни на минуту не верила им. Наконец, устав от бесплодных размышлений, женщина вышла из каморки и, подавив в себе желание вновь зайти в палату к раненому подполковнику, отправилась разыскивать Любу. Та была в операционной, и Лиза, закончив работу, пошла домой, оставив подруге записку с просьбой после окончания смены зайти к ней.
Встревоженная Люба примчалась сразу после дежурства.
– Машка заболела? – с порога закричала она.
– Нет, нет, все нормально, все здоровы, – успокоила ее Лиза. – Ты сядь и послушай.
Стараясь говорить спокойно, Лиза изложила подруге события сегодняшнего дня. Люба слушала не перебивая, только качала головой.
– Ну и ну, – наконец выдавила она из себя, – бывают, конечно, совпадения, я на фронте всякого насмотрелась, но это уже чересчур! А лицо его ты видела?
– Нет, лицо забинтовано. Да и что толку, если бы оно было открыто? Я брата видела в последний раз в восемнадцатом году, он еще мальчишкой был. Представляешь, как он изменился с тех пор? И, кроме того, по документам, этот человек – Григорий Павлович Бельский, а его я совсем не знала.
– Сделаем так, – решила наконец Люба, – я попробую узнать о нем поподробнее. Ты пока к нему не ходи, ну, разумеется, по работе – конечно, но ничем не обнаруживай, что он твой возможный родственник.
– Любочка, а вдруг – это мой брат? Он тяжело ранен, может умереть…
– Нет, в этой палате тяжелораненые, но не безнадежные. Завтра я все узнаю подробнее, а пока молчи. Ты можешь себе навредить и его под удар подставить. Представляешь, если узнают, что он живет всю жизнь по чужим документам? Он ведь кадровый офицер, подполковник. Это трибунал. Нет уж, соберись с силами и делай вид, что его не знаешь. Подождем его выздоровления, потом ты с ним поговоришь.
Лиза, признав правоту подруги, согласно кивнула головой.
– Ладно, я пойду. Смена была тяжелая.
– Подожди, хоть чаю попей, – спохватилась Лиза.
– Нет, спасибо. После чая совсем сил не будет двигаться, а мне надо еще кое-что успеть.
– Спасибо, Любочка, как бы я без тебя…
– Фу, замолчи немедленно! Побежала я…
Подруги расцеловались, и стук Любиных каблуков по мостовой вскоре замер вдали.
Глава 22
Подполковник попытался приоткрыть глаза. Голова болела нестерпимо, в висках пульсировала кровь. Он смутно, как сквозь вату, слышал какие-то голоса и с трудом начал осознавать происшедшее. Они с командиром полка ехали по чудесной лесной дороге. Тишина нарушалась лишь звуком мотора их машины. Яркая синь неба просвечивала сквозь густые ели и голые еще ветки деревьев. В лесу снег сохранился, но днем он уже подтаивал, и всюду виднелись проталины. Крошечные ручейки, собираясь вместе, обретали силу и на дорогу выливались уже солидными потоками.