Бриллианты для мышки
Шрифт:
Игорь уже вышел за дверь, но Бабуся задержалась.
– Тут такое дело, мать, – замялся Степаныч, – пенсия, понимаешь, вся на лекарства ушла, я без хлеба какой день сижу. Ты бы мне не могла одолжить немного? Я пенсию получу, и, как штык, тебе отдам.
Степаныч говорил жалостливо, просяще, но глаза его были наглыми, как у всех алкоголиков, готовых пообещать что угодно, лишь бы получить заветные деньги или заветное пойло.
Бабуся это прекрасно понимала, но все же сунула в руку Степаныча пару мятых десяток и выскочила за дверь.
– Я
– Чего это он? – спросил Игорь, подходя к машине.
– Это он так, – проговорила Бабуся, забираясь на сиденье, – пьяные, они что малые, говорят и себе же верят.
– Вы ему денег дали, – догадался Игорь.
– Жалко его все же, дурака, – сказала Бабуся, – он только благодаря жалости людской и живет.
– Ну уж, – усмехнулся Игорь и добавил уже серьезно:
– Даже пьяный он не перепутал, на других студентов не стал указывать, а сразу указал на Иннокентия Вершинина.
– Трудно спутать, – поддакнула Бабуся, – больно парень на волка похож, все повадки волчьи.
Оставшийся путь Игорь и Бабуся ехали молча, каждый думал о чем-то своем.
Бабуся вылезла из машины и сказала Игорю:
– Дай-ка, внучек, мне эти фотографии.
– Зачем они вам? – удивился Игорь.
– Хочу Глаше их показать.
– Вы думаете, что Иннокентий заходил к Генеральше?
– Не знаю. Но попробовать все-таки можно.
– Я с вами, – решил Игорь, – идемте, баба Дуся.
Он зашагал впереди, а Бабуся пристроилась за ним. Глаша оказалась дома. Она показала им, чтобы разговаривали тише, – у Генеральши болела голова, и она прилегла отдохнуть.
Игорь объяснил домработнице, что они пришли не к Генеральше, а именно к ней. Оставив недомытый пол, Глаша вытерла руки о передник и повела их на кухню. Там Игорь снова вытащил фотографии и разложил их на столе.
Глаша долго их перебирала, затем взяла одну и положила ее перед Игорем.
– Вот его знаю, он к нам приходил.
– Не может быть! – Игорь боялся поверить в свою удачу.
– Точно говорю, – Глаша даже обиделась на Игоря, – я его, голубчика, хорошо запомнила.
– А он часто бывал?
– Пару раз заходил, – ответила Глаша, – только я бы все равно его приметила.
– Почему? – поинтересовался Игорь.
– Больно взгляд у него нехороший, как зверя какого. Так-то он вежливый, разговаривает спокойно, а смотреть на него неприятно. Так и кажется, что может в горло вцепиться.
– За что вы так на парня? – удивился Игорь.
– Червоточина в нем какая-то, – сказала Глаша, – наш Дениска-то всегда гоголем таким ходит перед другими, а перед ним и он хвост поджимал.
Из соседней комнаты послышался какой-то звон, а затем раздался звучный голос Генеральши:
– Глаша, помоги мне.
– Хозяйка проснулась, – сказала домработница, – я сейчас.
Она быстро вышла из комнаты.
– Значит, –
– Теперь нам осталось встретиться с Иннокентием Вершининым, – сказал Игорь, – и не просто встретиться, а учитывая все обстоятельства дела, а также пост, занимаемый его родителем… Думаю, что к этому придется подключать Малышева.
Раздался звонок. Глаша вышла из комнаты и открыла дверь.
– Здравствуйте, – услышал Игорь голос, а затем еще один очень тихий: – здравствуйте.
– Проходите, – сказала Глаша, – Жустьена Карловна у себя.
– Как она? – спросила Даша, входя в квартиру. – Будут сегодня занятия?
– Будут. У хозяйки голова болела, но теперь она встала. Про тебя, Дашенька, спрашивала.
– Спасибо, Глаша. Пойдем, Лерочка.
Даша, ведя за руку маленькую худую девочку в синем платьице, прошла мимо Игоря и Бабуси в комнату.
– Заниматься пришла, – сказала Глаша, – может, хоть хозяйка отвлечется.
– Переживает из-за племянника? – спросил Игорь.
– Переживает не то слово, – ответила Глаша, расправляя складки передника, – сама не своя стала. Даже брату своему звонила, утешала его. На похороны, правда, не пошла, ноги-то больные.
Из комнаты доносились звуки рояля. Даша играла какую-то торжественную пьесу, с большим количеством басовых аккордов. Мелодия то звучала громко, словно поднимаясь ввысь, то замирала, звучала еле слышно. А затем снова набирала силу. И гудела, гудела одна нота, прорезаясь диссонансом, не давая успокоиться, завораживая и проникая в душу.
Мелодия резко оборвалась. Низкий голос Жустьены Карловны что-то объяснял Даше. Мелодия зазвучала вновь, но стала не такой напряженной, звуки полились мягче. Та же мелодия, но узор был немного иным, как будто перевернули калейдоскоп, и сложился новый узор. Снова резкий обрыв, и снова новое звучание. С каждым разом мелодия приобретала дополнительные оттенки, словно окрашивалась в новые тона.
Игорь собирался порасспрашивать Глашу еще, но музыка отвлекала. Она захватывала вихрем звуков и уносила все слова. Даша играла великолепно. Но Генеральша останавливала ее, заставляя снова и снова отрабатывать трудное место.
Дверь легко приоткрылась, и показалась Лерочка. Она тихонько двигалась по коридору, словно боясь каждого шороха. „Как мышка“, – подумал Игорь.
– Лерочка, – позвала Глаша.
Девочка замерла, потом медленно повернула голову в сторону кухни.
– Иди сюда, – позвала Глаша.
Девочка тихонько двинулась к ним.
– Пришла, Мышка? – спросила, Глаша. – Садись за стол.
„Угадал“, – мелькнула у Игоря мысль. Робкая маленькая девочка, которая очень тихо двигалась, была в самом деле похожа на маленькую мышку. И светлые волосенки, и остренький носик, и маленькие глазки придавали ей сходство со зверьком. Держалась она робко, была готова в любую минуту сорваться и убежать.