Бриллианты на шее. Элита истребительной авиации Люфтваффе

Зефиров Михаил Вадимович

В ночь на 16 февраля англичане провели самый мощный налет на германскую столицу. В нем участвовали 875 четырехмоторных самолетов: 561 «Ланкастер» и 314 «Галифаксов», которые несли в общей сложности 2642 тонны бомб. В операции также участвовали 53 «Москито», из них четырнадцать имели аппаратуру «Serrate» и должны были вести поиск немецких ночных истребителей.

В ходе этого налета Шнауфер сбил сразу три «Ланкастера». Первый рухнул в Северное море, у побережья острова Тексел, и весь его экипаж во главе с флайт-лейтенантом Берри (K. H. Berry) погиб. Затем в 23.19 в районе города Хорн, на побережье залива Эйсселмер, настала очередь второго бомбардировщика. Спустя еще двенадцать минут в воду у голландского побережья, в 8 км

северо-западнее Энкхёйзена, упал третий четырехмоторный самолет. И опять все восемь летчиков во главе с флайт-лейтенантом Гриффитсом (T. L. Griffiths) погибли.

Шнауфер был еще в воздухе, когда наступило 16 февраля, и Румпельхардт по внутренней связи поздравил командира с 22-летием.

На 16 февраля по случаю дня рождения пилота в одной из местных гостиниц была запланирована вечеринка с шампанским, которая к тому же имела дополнительный резон в виде трех новых побед. Однако праздника не получилось. Еще накануне Шнауфера начали мучить боли в животе, но он старался не показывать виду, чтобы не пропустить очередной боевой вылет.

Около полудня Румпельхардт, пришедший на празднование дня рождения своего командира, узнал, что того срочно отправили в госпиталь с острым приступом аппендицита. Он немедленно помчался вслед за своим командиром и, застав его уже на пороге операционной, успел пожелать ему удачи. В госпитале Шнауфер пробыл приблизительно две недели. Затем он получил отпуск и вместе с Гёнслером на двухместном самолете прилетел в Штутгарт. Однако, когда пилот попытался поднять свой чемодан, у него неожиданно разошелся послеоперационный шов. В итоге Шнауфера снова вернули в госпиталь.

Пока он находился на излечении, в NJG1 прошла реорганизация. 1 марта майор Йоахим Ябс занял должность командира эскадры, а вместо него командиром IV./NJG1 назначили еще лежавшего на больничной койке Шнауфера. Теперь под его началом были три эскадрильи и штабное звено группы – в общей сложности около 30 ночных истребителей. Адъютантом группы был лейтенант Георг Фенглер, с которым Шнауфер уже давно дружил.

Фенглер, вспоминая о Шнауфере, всегда подчеркивал его скромный характер. Он говорил, что, став командиром группы в 22 года, легко можно было возгордиться, но в данном случае этого не произошло. Шнауфер со всеми поддерживал дружеские отношения, но при этом никогда не фамильярничал. В ответ никто из офицеров не использовал свою дружбу с ним. Шнауфер оказался прирожденным руководителем, и между ним и подчиненными было полное взаимопонимание.

Обер-лейтенант Герман Грейнер позднее рассказывал: «У нас было множество посетителей и гостей, например, командиров других частей, приезжавших для обмена опытом применения нового вооружения, новой электроники и новой тактики. В таких случаях Шнауфер показывал свои широкие знания этих предметов, а также свое умение общаться, когда имел дело с высшими офицерами.

В дополнение к старшему командному составу Люфтваффе нас в качестве гостей часто посещали официальные гражданские лица и партийные функционеры. Шнауфер был хорошим хозяином, родившись в щедрой, гостеприимной семье, он с детства вдохнул дух гостеприимства. Он любил принимать посетителей, приглашать гостей и давать обеды. Винное дело его семьи давало ему возможность выбирать необходимое вино для любого случая, и он щедро предлагал его друзьям и гостям.

Его

гостеприимство по отношению к персоналу собственной группы было результатом свойственной ему социальной осведомленности. Например, он предложил, чтобы летный состав за счет своего дополнительного пайка раз в неделю устраивал своеобразный праздничный обед и приглашал на него технический наземный персонал, которому такой паек не полагался. Это предложение было всеми очень хорошо встречено, и затем такие обеды стали твердой традицией группы. Хейнц использовал такие обеды для того, чтобы произнести небольшую речь, благодаря своих подчиненных за их действия и готовность к вылетам, что было для них очень большой поддержкой.

Его индивидуальность привлекала внимание всех, кто общался с ним. Его каждодневная речь была так чиста, точна и ясна, что за ним можно было хоть записывать. В нем была комбинация безупречного внешнего вида, доброжелательного характера и первоклассного общего образования, что сделало из него прекрасного человека. Шнауфер, несмотря на свою молодость, быстро приобрел репутацию высокоодаренного руководителя, который чувствовал себя обязанным заботиться об интересах своих подчиненных.

Он имел странную способность правильно оценить ситуацию и принять решение, когда, например, можно было полагаться только на здравый смысл. Эта черта, которой нельзя научиться, она должна быть врожденной. Он был одаренным командиром и благодаря своей исключительной индивидуальности и обаянию был способен вести за собой подчиненных. Он держал своих людей на «длинной узде», но инстинктивно понимал, если что-то было не так».

Бывший командир 11./NJG1 обер-лейтенант Мартин Древес, который 1 марта – одновременно со Шнауфером – был назначен командиром III./NJG1, говорил: «Одной из форм нашего отдыха была охота. Местность вокруг Леувардена была идеальна для охоты на уток. Хейнц и я однажды взяли по дробовику и, закинув их на плечо, потянулись вслед за группой восторженных „охотников“. Мы с ним больше времени уделяли разговору друг с другом и потому ни разу не натолкнулись на уток и вообще не стреляли. В километре впереди остальные охотники устроили „Strekenlegen“ – так немецкие охотники называют показ своих трофеев. Я же и Хейнц ничего не имели!

Вскоре справа около реки я увидел дикого кота. Хейнц вскинул ружье и подстрелил его. Мы медленно подошли к тому месту, где лежали трофеи, и Хейнц положил дикого кота рядом с демонстрируемыми утками. Вокруг протесты и смех! Улыбаясь, Хейнц сказал, что это была правильная вещь для летчика-истребителя. Он увидел дикого кота и подстрелил его. Они нападают на молодняк домашних животных, уничтожают множество птиц и должны быть подстрелены, пока еще далеко от населенных пунктов.

Сама по себе это не очень интересная история, но я рассказываю ее, чтобы показать, что Хейнц никоим образом не был человеком, стремящимся быть лучшим во всем, что он делал, включая стрельбу по уткам. Есть неприятные люди, которые считают это обязательным для себя. Для нас Хейнц всегда был одним и тем же, независимо от того, как высоко он поднялся».

Если Древес, говоря об отсутствии у Шнауфера личных амбиций, лишь обтекаемо упомянул о «неприятных людях, стремящихся быть лучшими во всем», то бывший командир NJG1 Йоахим Ябс был более конкретен в воспоминаниях: «Он был честолюбив, но не для себя, он только старался лучше защищать свою родину. Он не был „Витгенштейном“.