Брод через Великую реку. Книга 2

Панов Юрий

Прощание было коротким: сначала он простился с Алексеем и его женой, потом – со своей женой, которая холодно посмотрела на него и всё-таки обняла на прощание, но целовать так и не стала.

Глашка просто упала на его плечо и прижалась. Сердце его сжалось от жалости к её незащищённости. Поцеловав в щёку, ласково попросила «Приезжай!». Поцеловав дочку, он чуть не заплакал.

Мишка тоже вышел прощаться, но при этом, обнимая отца, часто смотрел в сторону, смахивая слёзы…

Флегонт прыгнул в сани своего каравана и крикнул Ерошке. – Ну, пошёл!

Пошёл…

Позади остался дом, а чувство, что больше он уже сюда никогда не вернётся, не покидало Флегонта. Завернувшись в тулуп, он закрыл глаза, как только, выехали на сибирский тракт. В голову полезли неясные настойчивые мысли и эпизоды из его встреч с Мотькой…

– Тпр – рру! – крикнул неожиданно Ерошка, натянув вожжи. – Ты чо, дура, делашь? Под сани захотела? Кукша¹⁴, ядрёна вошь, а не девка!

Сердце Флегонта разом ёкнуло и опустилось куда-то вниз: хоть он по-прежнему не открывал глаза, однако, знал, всем нутром чуял, кто сейчас стоял на дороге его саней. И боялся открыть глаза!

– Флегонт, ты меня слышишь? Почему поехал без меня?

Флегонт вздрогнул и перекрестился: этот голос он не мог спутать ни с одним другим.

– Я не уйду с дороги, пока не возьмешь с собой! – грозно произнесла Мотька и схватила лошадь за узду.

– Слышь, Флегонт, могеть её послать к такой-то матери? Али кнутом попотчевать? – Ерошка явно сердился.

– Пусти её… Пушшай лезеть в сани… – обречённо произнёс Флегонт. – Ня бросать жа её тута… Замёрзнеть…

– Эй ты, халда! – недовольно крикнул Ерошка Мотьке. – Лезь в сани! Барин тобе зоветь… Да кунку-то закрой!

Мотька дрожала всем телом: разбив окно в своей комнате, она прихватила лишь то, что было там. Надев валенки и кое-что из верхней одежды, она выпрыгнула в снег и побежала огородами к тракту, твёрдо зная, что в Сибирь есть только одна дорога…

Клацая зубами от холода, в слезах, простоволосая, она полезла в сани.

– И ты ба… Ты ба без меня уехал?

Флегонт почувствовал себя кроликом перед удавом, и зачарованно, помотал головой.

– И не вздумай меня отправлять назад! К папаше… – посмотрев на него мутными глазами, грозно произнесла Мотька, прежде чем голова её упала Флегонту на грудь.

– Нет, нет… – заторопился ответить он, обнимая и целуя её голову.

Ерошка удивлённо смотрел на всё происходящее перед ним: никогда таким кротким хозяина он не видел.

– Ну, чё стоишь? Погоняй! Да побыстрей! Вишь у неё жар…

Ерошка вздохнул и тихо произнёс. – Ну и дурак жа ты, Флегонт! Таку халду¹⁵ с собой берёшь…

И стегнул коней…

– Как так мог поступить прародитель мой, Флегонт Дубовцев? – открываю глаза, а из души рвутся слова. Смотрю в надежде на огонь и жду… Может, он что-то подскажет? Но тут пришла новая мысль. – А что же Михаил пишет дальше?

И стал читать дневник дальше.

Глава 2. Михаил

и Нина.

1.

«г. Полевской, май 1872 года.

Навестил друга. Он познакомил меня с очень милой девушкой. Зовут её Нина. Кажется, я влюблён. Отец уже четыре года как в Сибири. Ни одного письма, ни одной весточки за все эти годы не было, а тут вдруг письмо. Оказывается, он смертельно болен и просит меня к нему приехать, выслушать его волю. Как это сейчас некстати! Но мать просит выполнить волю отца…»

Мне уже интересно, что же будет дальше, и Пашка, отдохнув, снова начала меня вводить в гипноз. И я прикрываю глаза, глядя на огонь…

Молодой человек чуть выше среднего роста, полноватый, в чёрном костюме и чёрных штиблетах настойчиво прорывался сквозь толпу торговок, внимательно оглядывая русских девушек, разодетых в разноцветные кофты и юбки. Такие бабёнки ему нравились гораздо больше, чем скромницы, надевавшие строгую однотонную одежду. Кого-то из них он, как бы невзначай, погладил по крутому бедру, а кого и поцеловал в щёчку. Бабёнки не кочевряжились, и, зазывно улыбаясь, приглашали с собой.

Но молодой человек, весело отшучиваясь, шёл дальше и не особенно обращал на эти знаки внимания. Он торопился к другу, приехавшего сегодня, которого давно не видел.

– Мишка, чёрт пузатый! Ты где ходишь? – встретил его у дома старый друг, сын горнозаводчика Пантелеева. – Да-а, давненько мы с тобой не виделись. Ко мне такие местные барышни пришли! Пойдём скорее, познакомлю!

– Володька, паразит окаянный! Ты нисколько не изменился! – довольно хмыкнул Михаил. И добавил. – Всё по барышням столичным шастаешь?

– Я, думаю, тебе уже давно пора бросить своих милых потаскушек и переключиться на более серьёзную рыбу! – парировал Владимир, улыбаясь.

– Ну, я, думаю, это никогда не поздно… – грустно заметил Михаил и невольно вспомнил отца.

Четыре года прошло, как уехал отец. Злость прошла сама собой: встречи с девушками открыли ему новые чувства, о которых он и не подозревал. В какой-то степени он теперь уже начал понимать отца, но до конца ещё простить не мог. Возможно, и потому, что тот ни разу не написал ни одного письма. Из скупых разговоров Алексея с матерью он невольно сделал вывод о том, что дела отца идут плохо. И даже был рад этому. – Так ему и надо!

В доме Пантелеевых было всё, как в модных домах Полевского, где хозяева торопились не сильно отставать от столичной моды. На диване сидели две молодые барышни в светлых однотонных платьях.

– Прошу любить и жаловать моего лучшего друга Михаила Дубовцева! – представил Владимир своего гостя барышням. – Это Ольга Строганова, а это Нина Муралина.

Первой ему подала руку Строганова и присела.

– Стройна, холодна и хороша… – Михаил слегка пожал руку светловолосой девушке среднего роста с утонченными чертами лица, невольно отмечая её достоинства и недостатки. И почему-то про себя добавил. – Как статуя…