Брод в огне
Шрифт:
Ничего "замечательного" в ситуации не было и быть не могло, но вежливый рэдец пытался помочь, поэтому Зондэр не огрызалась. В дальнем конце коридора - у самого выхода - она заметила Наклза. Мага шатало, как пьяного, чего не могла скрыть даже Милинда Маэрлинг, очень профессионально висящая у него на руке и, наверное, не дающая ему свалиться на пол. Графа в пределах видимости не наблюдалось.
Наклз, что и требовалось доказать, был отличным магом и сотворил чудо. Вот только слишком от этого чуда воняло горелым мясом. Очень некрасивое и недоброе оно вышло. Уж лучше бы он заставил белого голубя влететь в зал и сесть Дэмонре на плечо, или стальные розы - расцвести на люстре, или что
На улице дышать стало легче. Золотые лучи мягко струились через уже тронутые желтизной листья. Прохладный воздух чуть-чуть пах дымом, и бездонные небеса пугали красотою своей пустоты.
– Я почти забыл, как здесь... иначе, чем везде, - негромко заметил Эрвин, подняв к небу ярко-черные глаза. Зондэр почему-то подумала о том, как быстро должна уходить у порфирика сыворотка Асвейд. Не так уж долго бывшему лейтенанту оставалось безнаказанно смотреть в небеса. Калладские и любые другие. Дэмонра не смогла бы спасти его, она и себя-то теперь не могла спасти.
Мысли в голове Зондэр ворочались как-то тяжело и медленно, словно не пригнанные между собою детали механизма. Ей казалось бесконечно странным, почему Эрвин сегодня не сделал того, что сделал Эдельвейс. Или почему она сама не сделала. От раскаленного меча ее отделяло пять шагов и три гадины в белом. Не такой уж могучий рубеж обороны, если вдуматься.
Сына всесильного Винтергольда он, во всяком случае, не остановил. Эдельвейс слетел по ступенькам и откинул руку Дэмонры в сторону за секунду до того, как нордэна коснулась меча. Схватился за него сам. Держал, наверное, секунды две, побелев как мертвец и сцепив зубы. Висела такая гробовая тишина, что Зондэр ясно слышала, как шипит его кожа.
А потом Винтергольд оторвал от металла обожженную ладонь и вскинул ее вверх, обводя зал взглядом. И Зондэр опустила глаза, но слышала она все прекрасно:
"Если ваши боги так избирательно милосердны, что мешает им быть избирательно справедливыми?
– боль выжгла из голоса Эдельвейса всю жизнь, оставив только сухой скрежет. Он цедил слова сквозь стиснутые зубы и Зондэр думала только о том, что лучше бы Винтергольд закричал или в обморок упал: пусть бы Наклз его пожалел, человек уже все сделал и вовсе не обязан был после такого находиться в сознании.
– Хотите, дам показания? В день, когда по мнению ваших богов я расстреливал детишек в лесу или колдовал, или чем там еще занималась полковник Дэмонра Ингрейна, я гулял в заведении. Да простят меня дамы, в доме терпимости, если так понятнее. Анетта, Люси и Жизель легко это подтвердят перед судом. Заканчивайте балаган. Хотите поставить ее к стенке - поставьте ее к стенке по-человечески. За человеческое преступление! За подчинение приказу, потому что неподчинения тут даже вы не вкатаете, уважаемые господа, приказ-то был! Только вот давайте ограничимся охотой на предателей и обойдемся без охоты на ведьм. Меня тошнит от вашей "божьей правды".
– Пожалуйста, замолчите, не нужно, - в звонкой тишине попросила Дэмонра, тоже побелевшая. Схватила Винтергольда под локоть и застыла, явно не зная, что делать дальше. Ну конечно, она же всю жизнь бросалась под чужие пули, а тут кто-то пошел и закрыл ее. Логика мира дала сбой и нордэна смотрела на Эдельвейса широко распахнутыми глазами, словно перед ней стояло натуральное божье чудо. А чудо, к гадалке не ходи, устроил ее друг из
– Скажите им, когда пришел приказ.
– Мне нечего сказать.
– Скажите им, кто провел разведку.
– Мне нечего сказать.
– Ну тогда вы умрете, упрямая вы женщина, - тихо заметил Эдельвейс. Зубы у него слегка клацали, а по лицу катился пот.
– Тогда я умру, - легко, с явным облегчением согласилась Дэмонра, отпуская Эдельвейса.
– Спасибо, мессир Винтергольд, вы...
– Заседание переносится! Заседание переносится по техническим причинам. Всем просьба освободить места! Заседание переносится!
– надрывался председательствующий, когда толпа покидала зал. А Зондэр отчаянно пыталась вспомнить, кто проводил разведку в тот день, когда они попали в засаду.
Странно, но мысль о том, что инсургенты оказались фактически в тылу, на уже прочесанной калладцами территории, пришла ей в голову только сейчас. Кому-то следовало за это отвечать.
Нордэна споткнулась об это умозаключение, как об камень.
А Эрвин все вертел головой по сторонам, будто не мог наглядеться на залитый осенним солнцем город.
– В Эйнальде, надо думать, тоже красиво?
– спросила Зондэр, чтобы отвлечься. Было самое подходящее время, чтобы несколько старомодный и занудный Эрвин пустился в рассуждения о достопримечательностях и занялся пространным сравнительным анализом архитектурных стилей калладской и эйнальдской столиц. Он умел рассказывать о самых простых вещах настолько путано и заумно, что сам сбивался и смущенно замолкал на середине фразы.
– Там много сирени, - рассеяно отозвался Эрвин, отчего-то не расположенный просветить Зондэр на предмет памятников истории, которых в Эйнальде пруд пруди.
– Не знаю. Наверное, красиво. Я нигде не встречал таких полей, как в Рэде, и таких небес, как в Каллад.
– Таких чистых и бескрайних?
– Таких холодных и недосягаемых. Ваши небеса как будто предназначены для того, чтобы глядящие в них как можно яснее ощущали свое одиночество и непричастность, что ли. Непричастность к миру, я имею в виду. Небо отдельно, мы отдельно. Оно было, есть и будет, а от нас завтра даже памяти не останется. Не сочтите меня за декаденствующего гимназиста, - смутившись, перебил сам себя Эрвин.
– Я только сказал, что нигде больше не видел таких небес, а не то, что они мне нравятся.
– Он поежился.
– Мне вообще здесь все меньше нравится. Здесь красиво и ...
– И?
– насторожилась Зондэр.
– И опасно, - нордэне показалось, что Эрвин сначала хотел сказать "страшно", но слова "страх" в лексиконе калладского офицера, пусть и отставного, быть не могло. Это в их головы крепко вколотили.
– Как перед бурей.
– Здесь тихо, - возразила Зондэр.
– Именно. В Рэде и Эйнальде хотя бы стреляют иногда. А тут слишком тихо.
– Вам хорошо в Эйнальде, Эрвин?
– спросила Зондэр.
Нордэнвейдэ - посвежевший, похорошевший, наверное, впервые за все время, которое Зондэр его знала, выглядящий как человек, а не как блеклый рисунок акварелью - усмехнулся.
– Да, наверное.
– Наверное?
– Ну, там у меня интересная работа, отличное жилье, светское общество - пожалуй, более светское, чем я привык видеть - и там нет жандармов. Я имею в виду, для меня - нет. Дипломатический иммунитет. Спасибо вам за него.
– И все-таки вы вернулись сюда, хотя могли не приезжать. Это потому, что судили Дэмонру?
– Да.
– И только?
Усмешка Эрвина сделалась совсем вымученной:
– Я не знаю, что эта страна делает с людьми. Живем хуже собак, но прибегаем на первый свист, виляя хвостом. Как будто мы тут солнце зарыли...