Бродский глазами современников

Полухина Валентина

он тоже отчасти повинен

в белесости этих ночей.

Им тоже отравлен отчасти

бескровных фасадов картон.

Но все-таки в северной части

приют отыскался, и он —

при жизни не имущий сраму —

один исхитрился сберечь

железный язык Мандельштама

и ковкую русскую речь.

А дальше — неловко. И склизкий

смешок возвращает к стыду,

что мой неказистый английский

способен лишь "хаудуюду",

что целая жизнь за чертою

глухих атмосферных помех

страшит не своей полнотою,

а лишь соразмерностью всех

пропорций, что узник вернулся,

оставив весь Рим на бобах

(уснул, и клубочком свернулся,

и мрамор скрипит на зубах),

что в косноязычной вселенной

хоть кто-то вкусил лезвия

свободы. Что речь неизменной

вернулась на круги своя.

1991

Томас Венцлова

Томас Венцлова(Tomas Venclova) — поэт, переводчик, эссеист, филолог. Родился 11 сентября 1937 года в Клайпеде, в семье известного литовского писателя Антанаса Венцловы,

министра культуры и председателя Союза писателей Литвы, ушедшего перед смертью (1971) со всех постов. Томас Венцлова закончил Вильнюсский университет (1960), из которого был на год исключен за свою реакцию на венгерские события 1956 года. До отъезда из СССР (1977) жил в Литве, в Москве и в Ленинграде, зарабатывая на жизнь преподаванием в Вильнюсском университете, переводами и журналистикой; был связан с литовским правозащитным движением. Поселившись в Америке, преподавал сначала в Беркли, потом в Калифорнийском университете (Лос-Анджелес), защитил докторскую степень в Йельском университете (1985), где и занимает должность профессора русской литературы на кафедре Slavic Languages and Literatures. Опубликовал множество работ по славистике и литуанистике, в том числе книгу "Неустойчивое равновесие: восемь русских поэтических текстов" (New Haven, 1986). По-литовски издано четыре сборника его стихотворений: первый, "Знак языка", вышел еще до эмиграции, последний, "Разговор зимой", опубликован в Вильнюсе в 1991 году. Его переводы на литовский язык поэзии У.Шекспира, Т.С.Элиота, У.Х.Одена, Р.Фроста, Ш.Бодлера, А.Жарри, Ч.Милоша, З.Херберта, А.А.Ахматовой, Б.Л.Пастернака собраны в отдельную книгу и изданы на родине. Там же опубликованы три книги эссеистики. Эссе он пишет по-литовски, по-русски, по-польски, по-английски. Кроме этих языков, первые три из которых являются для него родными, Венцлова владеет французским, немецким и итальянским, знает латынь и греческий. Этот "архаист-новатор", "сын трех литератур" и "продукт их слияния" [372] сплавил в своих стихах глубокий лиризм с интеллектуальной трезвостью, античную символику с северным пейзажем Балтики. "Его сознание и — часто — его дикция замешены на христианской этике" [373] .

372

Иосиф Бродский, "Поэзия как форма сопротивления реальности", Предисловие к сборнику стихотворений Томаса Венцловы на польском языке "Rozmowa w zimie" (Paris, 1989) в переводах Станислава Баранчака ("Русская мысль", 25 мая 1990, "Специальное приложение", С. I, XII).

373

Ibid.

РАЗВИТИЕ СЕМАНТИЧЕСКОЙ ПОЭТИКИ [374]

Интервью с Томасом Венцловой

15 декабря 1990, Нъю-Хейвен

В своей маленькой статье, написанной по поводу 40-летия Бродского, вы признались, что его стихи направляли ваши поступки и меняли ваше внутреннее пространство [375] . Расскажите подробнее, когда вы познакомились с Бродским и с его стихами, какие из них уже тогда вы выделяли?

374

Опубликовано в специальном выпуске "Памяти Иосифа Бродского" журнала "Литературное обозрение" (No. 3, 1996, С. 29-34).

375

Томас Венцлова, Статья о Бродском, написанная по случаю его 40-летия ("Новый американец", 23-29 мая 1980, С. 9).

Если не ошибаюсь, я впервые услышал о Бродском 30 мая 1960 года, в день смерти Пастернака. Еще не зная о происшедшем, мы с моим тогдашним близким приятелем Володей Муравьевым ездили к одному из московских подпольных художников, и там Володя читал вслух "Пилигримы" [С:66-67/I:24] и другие очень ранние стихи Бродского. Мне эти стихи показались прямолинейными и попросту слабыми (сам Бродский сейчас называет свои вещи той поры "Киндергартен"). Но совершенно твердо помню, что у меня уже тогда возникло ощущение, не вполне вмещавшееся в слова: Бродский — поэт харизматический, он вне тогдашнего литературного процесса, точнее, выше его, и обладает той аурой избранности, которой нет у многих, пишущих лучше. Позднее я узнавал о Бродском и получал его стихи у многих, чаще всего у Андрея Сергеева, который дал мне "Холмы" [С:123-29/I:229-34], "Два часа в резервуаре" [0:161-65/I:433-37], "Стихи на смерть Элиота" [0:139-41/I:411-13]. Бродский в это время находился в ссылке. О нем и о его делах я много слышал от Ахматовой (тогда выходила книжка ее стихов на литовском языке, к которой я был причастен — и поэтому у нее бывал). К 1965 году для меня стало очевидным, что Бродский в своем поколении не имеет себе равных: я знал наизусть и часто читал себе и другим десятки его вещей, прежде всего "Был черный небосвод" [C:94-95/I:1 92-93], "Рождественский романс" [C:76-77/I:150-51], "Стихи на смерть Элиота", куски из "Большой элегии Джону Донну" [С:130-36/I:247-51]. Во всем этом, конечно, я был отнюдь не одинок. После ссылки, в августе 1966 года, Бродский приехал в Вильнюс: с этого началась история его отношений с Литвой, но это отдельная тема [376] .

376

Эта тема затронута в работах Рамунаса Катилюса "Иосиф Бродский и Литва" ("Согласие", No. 24, 1990, С. 5 и "Звезда", No. 1, 1997, С. 151-54).

"Поражает, даже подавляет виртуозность Бродского", — пишете вы [377] . Как поэт, не страдали ли вы комплексом Бродского?

Да, и очень. Само сознание того, что существует Бродский, часто подводило меня к границе внутреннего паралича, а то и

переводило за эту границу.

Чему вы научились у него? Переносимо ли что-либо из его поэтики в литовскую поэтическую стихию?

В моих стихах нередки ритмические и иные цитаты из Бродского, есть пробы подхвата его тем, диалога с ним. В целом, я думаю, у нас мало общего, если не считать некоторых совпадений в области вкуса, поэтических притяжений, а точнее — поэтических отталкиваний. Можно было бы сказать, что у Бродского учишься трезвости, достоинству, серьезному отношению к слову, сознанию того, что оно оплачивается чистоганом — всей биографией, всей жизнью; и еще пониманию, что стихи суть разговор с предшественниками и предполагают их присутствие. Но этому учит вся настоящая русская и мировая поэзия, хотя мое поколение заново узнавало это прежде всего через Бродского. Гигантская языковая и культурная клавиатура Бродского, его синтаксис, его мышление сверхстрофными образованиями ведут к тому, что читать его стихи означает тренировать душу: они увеличивают объем души (примерно так, как от бега или работы веслами увеличивается объем легких). Что касается литовской поэзии, то она сейчас переживает не лучшую эпоху в своей истории: в ней царит некий культурный изоляционизм, поиски "своего , "исконного , беспорядочное нанизывание подлинных и мнимых архетипических символов. Словом, это нечто сходное с русским почвенничеством, хотя и с большей долей модерна: поэзия крестьянской цивилизации, терпящей поражение в современном мире. Не исключаю, что знание Бродского могло бы помочь литовским поэтам выйти из этого немногое сулящего смыслового пространства

377

Томас Венцлова, Статья о Бродском, написанная по случаю его 40-летия, Ibid.

Бродский видит в ваших стихах качества, в высшей степени свойственные его собственной поэтике, цитирую: "Интонация Томаса Венцловы поражает своей сознательной, намеренной монотонностью, как бы стремящейся затушевать слишком очевидную драму его существования [378] . Тем не менее вы считаете, что у вас с ним мало общего?

Полагаю, в слишком лестной для меня статье Бродский пишет прежде всего о себе

Переводили ли вы лично его на литовский язык и для каких журналов и сборников? Существует ли критическая оценка ваших переводов?

378

Иосиф Бродский, "Поэзия как форма сопротивления реальности", Ibid., С. I.

Я перевел несколько ранних, весьма мною любимых стихотворений Бродского — "Большая элегия Джону Донну" [С:130-36/I:247-51], "От окраины к центру" [0:28-32/I:217-20], "К Ликомеду на Скирос" [0:92-93/1:48-49], "Сонет" [0:98/II:61], "Остановка в пустыне" [0:166-68/11-13], "Эней и Дидона" [0:99/II:163], "Одиссей Телемаку" [Ч:23/II:301]. Они печатались в литовском эмигрантском журнале "Metmenys", а сейчас публикуются и в Литве [379] ; в частности, они войдут в двуязычную книгу Бродского, которая должна появиться в Вильнюсе. Большинство вещей для этой книги перевел молодой поэт Гинтарас Патацкас (Gintaras Patackas). Критическая оценка моих переводов дана только в нескольких письмах. Гинтарас Патацкас оценил их восторженно, а знаток поэзии, старинный мой и Бродского друг, Рамунас Катилюс (Romas Katilius) — скептически.

379

Переводы шести стихотворений Бродского на литовский язык вошли в книгу Tomas Venclova, "Pasnekesys ziema" (Vilnius, 1991, S. 282-99).

Как вы относитесь к переводам Бродского ваших стихов? Что из них опубликовано?

Опубликован один перевод — стихотворение "Памяти поэта. Вариант" [III:305-306] в "Континенте" [380] . Кстати, слово "вариант" в заглавии указывает на некоторую зависимость этой вещи от эпитафии Бродского Элиоту (и далее, от эпитафии Одена Иейтсу). Перевод Бродского очень свободен и, несомненно, лучше оригинала. Полагаю, эта публикация сыграла немалую роль в моей судьбе, так как резко ускорила мой отъезд из СССР. Есть еще неопубликованный, точный и хороший перевод стихотворения "Песнь одиннадцатая" [III:307-308] [381] .

380

Томас Венцлова, "Памяти поэта. Вариант", пер. с литовского Иосифа Бродского, "Континент" (No. 9, 1976, С. 5-6).

381

Перевод стихотворения "Песнь одиннадцатая" впервые опубликован в кн. Иосиф Бродский, "Бог сохраняет все" ("Миф": М., 1992, С. 192-94).

Можно ли при желании установить стилистическую зависимость Бродского от литовской поэзии?

Не думаю. То, что Литва вошла в стихи Бродского — другое дело [382] .

Вы уже писали о том, что большинство произведений Бродского входят в два разных текстуальных пространства, русское и английское [383] . Что выигрывают и что теряют его стихи, находясь в данной ситуации?

382

См. Томас Венцлова, "Литовский дивертисмент Иосифа Бродского" ("Синтаксис", No. 10, 1982, С. 162-75) и "И.А.Бродский. Литовский дивертисмент" в кн. "Неустойчивое равновесие: восемь русских поэтических текстов" (Yale Center for International Area Studies: New Haven, 1986, C. 165-78).

383

Tomas Venclova, "A Journey from Petersburg to Istanbul", in "Brodsky's Poetics and Aesthetics", ed. L.Loseff & V.Polukliina (The Macmillan Press: London, 1990), P. 135.