Бродячее сокровище

Бушков Александр Александрович

— Бобби…

— Мать твою так, не надо этого тона! Не смей говорить со мной, как с недоумком, понял? Парень, я поумнее вас обоих, вместе взятых, и если до тебя еще не дошло… — он оскалился в злой улыбке. — Ну что, Джонни, она была хороша? А? Она тебе все позволяла, шлюха чертова? А может, вы не только трахались, но и… — у него был вид человека, осененного гениальной идеей. — Бог ты мой… Джонни, а она, часом, не уговаривала тебя меня шлепнуть? Я бы не удивился такому повороту… Ну, скажи, если так, я не обижусь. Сейчас мы можем

поболтать предельно откровенно… Так как, Джонни? Вот смеху-то, если…

Чем дальше Мазур на него смотрел, слушал его, тем тревожнее становилось на душе. Видывал он в родном отечестве и запойных, и похмельных, и словивших «белочку». Бобби на них решительно не походил. Он вообще не походил на человека, пропустившего хотя бы глоток спиртного в течение последней пары дней. Тяжелый запах алкоголя, конечно же, шибал в нос, и внешний вид был соответствующий, но тем не менее…

«Бог ты мой! — подумал он смятенно, ругая себя последними словами. — Ну почему ты решил, идиот, что это игра в одни ворота?»

Бобби, держа его на прицеле, трескуче расхохотался:

— Что это у тебя с лицом, Джонни? Как будто кусанул от лимона добрую половину… Неужели соображать начал, австралийское бревно? Извини, поздновато!

Его глаза были трезвыми и холодными, палец на спусковом крючке лежал уверенно, рука не дрожала. Мазур прекрасно понимал, что надолго эта забава не затянется. Быть может, счет шел на секунды.

— Ты всех перехитрил, да, Бобби? — спросил он, ощущая себя, как всегда в момент смертельной опасности, прямо-таки невесомым, собранным, превратившимся в боевую машину.

— А что, не похоже? — Бобби чуть приподнял револьвер. — Извини, Джонни. Честное слово, я вовсе не сержусь за то, что ты трахал эту шлюху. Не ты первый… хотя, несомненно, последний. В общем, ничего личного. Ты просто оказался не в том месте и не в то время, так что не взыщи…

Эта тирада чрезвычайно напомнила Мазуру сцену из какого-то голливудского боевика — откуда, быть может и позаимствована. В конце концов, Бобби не каждый день убивал людей, и в поисках образца для подражания вполне мог обратиться к Голливуду…

— Минутку, Бобби, — торопливо сказал Мазур, видя, что палец вот-вот потянет спуск. — Ты все прекрасно придумал, не спорю. Вот только поклясться готов: ты впервые в жизни взялся убивать человека своими руками. И, конечно, напортачил, как все новички.

— Ты о чем, мать твою?

Мазур хладнокровно сказал:

— Прежде чем шлепать второго, надо проверить, кончено ли с первым… Она шевелится, Бобби. Душить надо уметь, а ты напортачил по неопытности…

— Что?

— Посмотри сам, — сказал Мазур, осторожно отступая на шаг в сторону. — Она шевелится…

И он настал, этот миг — Бобби уставился мимо него в гостиную, где несчастная Бриджит лежала мертвее мертвого. Ну, а уж Мазура не нужно было учить, как использовать со всей выгодой для себя секундную оплошность противника…

Он ушел в сторону молниеносным отточенным пируэтом, вмиг метнулся к противнику, уклонившись с линии огня, налетев с совершенно

неожиданной стороны, выстрел так и не хлопнул — двумя неуловимыми для неопытного глаза рывками Мазур завладел револьвером, другой рукой нанес удар.

Когда Бобби согнулся, добавил еще дважды, уже зная, что убивать этого типа ни за что нельзя, наоборот…

Остановился посреди комнаты, быстро огляделся, как зверь. Все было в порядке, стояла тишина, Бобби, скорчившись в позе эмбриона, лежал на роскошном ковре, и в себя прийти мог не ранее чем через четверть часа. Счет, тем не менее, шел на секунды. Спрятав револьвер в карман, Мазур тоскливо оглянулся — и тут же отвернулся от незнакомого мертвого лица, вытер носовым платком дверную ручку гостиной, кинулся наружу, тем же платком обтер ручку двери в номер. Стараясь не спешить, сохранять спокойное, равнодушное лицо, спустился по широкой лестнице, по темно-алому шикарному ковру, прижатому никелированными прутьями.

«Недооценили, — подумал он с тоскливой злостью. — И она, и я. Ах, как мы его недооценили… А он нас обоих чуть не сделал. Идиот, дурак, скотина, насмотрелся фильмов, точно! Нужно было стрелять сразу, не разводить болтовню…»

Все так же неспешно он пересек улицу, вошел в ресторан, сходу направился к стойке и тихонько сказал:

— Дон Мигель, мы можем поговорить где-нибудь в… надежном месте?

Усач окинул его цепким взглядом, выбрался из-за стойки и распахнул неприметную узенькую дверцу:

— Прошу…

Мазур вошел. Совершенно неинтересная комнатка со столом, несколькими стульями и сейфом в углу, ничего что напоминало бы о двойном дне хозяина или его ресторана…

— Итак? — невозмутимо спросил усач, присев на один стул и жестом указав Мазуру на другой. — Такое впечатление, будто нечто все же произошло?

— Она мертвая, — сказал Мазур.

— Ваша подруга? — дон Мигель ничуть не изменился в лице, лишь приподнял густую бровь.

— Да, — сказал Мазур. — Он ее задушил. Вы были правы, дон Мигель… точнее, те, кто видел его на улице. Он притворялся все это время. Я только сейчас сообразил… Здесь он не покупал ни единой бутылки. Пил только из тех, что привез с собой. Конечно, от них адски воняло спиртным, но…

— И что же вы с ним сделали? — преспокойно осведомился дон Мигель.

— Оглушил, — сказал Мазур. — Четверть часика уж точно проваляется. Он хотел меня пристрелить…

— Недурно, — сказал дон Мигель. — Жизненно, правдоподобно и довольно убедительно для полиции. Во всем виноваты вы, друг мой, а? Это вы ее задушили, то ли желая ограбить, то ли раздосадованные ее неуступчивостью… а он, застав коварного убийцу над трупом, сгоряча вас пристукнул… Девяносто девять шансов из ста за то, что наша полиция это проглотила бы. Даже если бы возникли подозрения, улик ни малейших, правда? Сеньор Ройс — богатый человек, у него отличные адвокаты… В Штатах такое учинить было бы трудновато, а у нас могло и проскочить, да что там, проскочило бы…