Бродяга
Шрифт:
. Иначе не сопел бы столь надменно, не болтал бы столь остервенело туфлей. По счастью, все обошлось. Стального цвета глаза рассеянно прошлись по его фигуре, снова вернулись к добродушной лысине секретаря.
– - И узнай-ка ты мне, братец, вот что, -- медлительно проговорил обладатель стальных глаз. По всей видимости, они продолжали начатый ранее разговор.
– - Вот что ты мне, голубчик, разузнай...
Начальственный лоб украсился парой аристократических борозд. Задумавшись и внутренне что-то взвесив, командующий секретной лабораторией махнул рукой.
– Ладно, не надо ничего узнавать. Просто свяжись с фирмой "Квадро" и
Изображая ревностную готовность, голова Хрущева-Гиншпуга заходила ходуном.
– - Все сделаю, Аркадий Савельевич. Не сомневайтесь.
Начальник шагнул в кабинет, и Евгений Захарович внутренне расслабился. Кажется, и с секретарем произошло нечто похожее. Что-то засвистав себе под нос, Хрущев-Гиншпуг самым вольным образом расположился за столом и, придвинув к себе телефонный аппарат, почти весело начал накручивать диск.
Чтобы как-то себя занять, Евгений Захарович обшарил карманы чужого халата. В левом лежал носовой платок, в правом среди хлебного крошева барахталось что-то живое, заставившее брезгливо выдернуть руку. Евгений Захарович немедленно представил себе, что напуганный таракан, выбежав из кармана, помчится по его спине -- вверх до самого ворота. Решительно сняв с себя халат, он повесил его обратно на вешалку. Хрущев-Гиншпуг скосил в его сторону любопытствующий взор и тут же оживленно залопотал в трубку:
– - Але, фирма "Квадро"?.. Приветствую вас! Мне бы, господа хорошие...
– секретарь наморщил лоб и мутно поискал глазами по столу, видимо, вспоминая, записывал он нужную фамилию или нет. Но уже через секунду лицо его осветилось довольной улыбкой.
– - Мне бы, ребятки, товарища Смирнова... Да, да! Он работает у вас... Абсолютно точно... Поищите? Хорошо, я жду.
Уткнув микрофон трубки в пухлую щеку, Гиншпуг снова неумело засвистел. Поглядывая на него, Евгений Захарович вспомнил, что Юрий не раз обзывал секретаря склеротиком. "Хороший мужик, но совершенно беспамятный. И делать ничего не умеет. А женщину на должность секретаря не берут. В такой лаборатории, дескать, не положено..."
– - Что?.. Не работает Смирнов? Да быть такого не может!.. Вы бы еще раз посмотрели, девушка... Да, если не трудно. А я подожду...
Ждать, как видно, входило в обязанности Гиншпуга, и тем, что одна за другой с безвозвратностью уходили из его жизни минуты, он ничуть не тяготился. Из кабинета начальника тем временем долетели звуки настраиваемого радио. Вращая верньеры, умелые пальцы пытались выловить что-либо не слишком хрипло-визгливое. Шум помех однако глушил все.
– - Значит, все-таки нет такого?.. Странно, -- Хрущев-Гиншпуг не сразу положил трубку, минуту-другую разглядывая телефонный аппарат, словно решая про себя, верить технике или не верить. Затем, поднявшись, он приблизился к двери начальства, деликатно постучал полусогнутым пальчиком.
– - Можно?..
Радиопомехи мгновенно стихли, что-то загремело, вероятно, задвигаемое под стол, и только после этого секретаря впустили в святая святых. Тускло разглядывая собственные колени, Евгений Захарович расслышал его недоуменный доклад.
– - Честно доложу вам, прямо подозрительная фирма, Аркадий Савельевич! Нет там никакого Смирнова. И клянутся, что не было. Все ведомости перерыли -- и не нашли. Я уже и референта просил, и секретарш...
– - Вот как?.. А кто он такой -- этот Смирнов?
– - Как же!
В кабинете зашелестели бумаги.
– - Забавно! А у меня записано другое. Вместо Смирнова Свиридов какой-то.
– - Да нет же, я спрашивал Смирнова! Точно вам говорю!.. Только его в этом "Квадро" все равно нет и, по всей видимости, уже давненько. Иначе кто-нибудь да вспомнил бы. Может, удрал куда-нибудь? Или перевелся?
– - Может, и перевелся.
– - Нынче они все проворные. Наворовал -- и скрылся.
– - Мда... Вот что, Гиншпуг, этого Смирнова надо срочно найти. Узнать его реквизиты и немедленно созвониться.
– - Конечно, Аркадий Савельевич. Если надо, значит надо...
Конца увлекательного диалога Евгений Захарович не дождался. Стальная дверь лаборатории бесшумно приоткрылась, и показавшийся в проеме Юрий таинственно поманил приятеля пальцем.
– - А почему халат не одел?
– - Я одевал, там таракан... То есть, в кармане.
– - Ладно, пока главных сатрапов нет, как-нибудь обойдемся.
Беспрестанно оглядываясь, Юрий повел его вдоль вереницы компьютерной техники.
– - Тут у нас вычислительный зал...
– - Да помню я, помню!
– - Тогда давай прямиком туда. Только чур -- не чихать и не кашлять.
Они обогнули кюветы с водой, выставленные для улавливания лабораторной пыли, отворили еще одну дверь и только тогда вошли в главное помещение лаборатории. Здесь, в остекленных нишах, в статически сбалансированном гравиполе висели шары. Семь вращающихся сфер размерами с футбольный мяч -каждая со своим осевым углом, со своим периодом вращения. И снова, как и в первый раз, у Евгения Захаровича перехватило дух. Он смотрел на туманную, беспрерывно меняющуюся поверхность шаров и испытывал странный трепет. Вращение было едва заметным, но гул, стоящий в зале, на
глядно свидетельствовал о том, какие огромные энергии затрачиваются на это вращение. Шагнув вперед, Евгений Захарович почти прижался лицом к стеклу. Шар, на который он смотрел, напоминал гигантский глаз -- завораживающий, манящий. Может быть, глаз циклопа. Во всяком случае на него хотелось глядеть и глядеть. Живой глаз поражает меняющимся выражением. Нечто подобное наблюдалось и здесь. Шар все время менялся. Что-то там под туманной пленкой искрилось и поблескивало, иногда шар казался мокрым, иногда шершавым и сухим.
– - Сегодня у нас в некотором смысле чэпэ, -- тревожно шепнул Юрий.
– Аспирантов вызывали на ковер, а с ними и главного надзирателя.
– - Что за чэпэ?
– - Опять один из шариков погас. Черт его знает почему! И это уже третий "мертвец" за последний квартал. Начальство говорит, не доглядели. Ну и мечет икру, понятно.
– - Как же они погасают?
– - Да вот, взгляни сам. Шестой по счету уже не дышит.
Считая шары, Евгений Захарович прошел чуть дальше и в конце загадочной шеренги в самом деле разглядел "мертвеца". Шар также висел в пустоте и неуловимо медленно вращался, но в отличие от собратьев действительно уже не жил -- то есть был абсолютно черен, тускл и не поражал воображение. Евгений Захарович вгляделся. Как смерть отличается от жизни, так и этот шар отличался от своих соседей. И дело было даже не в цвете, -- в чем-то ином, что невозможно было определить словами. Шар просто "не дышал". Ни шевелящаяся над его поверхностью сизая дымка, ни едва угадываемые