Брокингемская история. Том 14

Кардиган Алекс

– Назовём вещи своими именами: Ваш начальник сектора свалял порядочного дурака, – не постеснялся громких слов Бэббедж, – Он был обязан пригласить вас на квартальное собрание. (Согласно требованиям законодательства, голосование по лишению работника премии должно проводиться в его присутствии.) Следом за вашим Уолсингемом дал маху и ваш начальник отдела, утвердивший его незаконное решение и передавший его далее в Отдел Охраны Труда и Зарплаты. Его начальник, Ноттли, тоже изрядно напортачил: Он не глядя подмахнул эту бумажку, да ещё сослался при этом не на тот номер приказа из Министерства… (Я обнаружил этот прокол сразу, как только приступил к рассмотрению вашего дела.) Так что юридическая сторона дела сомнений не вызывает: При лишении вас премии было допущено сразу несколько процессуальных нарушений… Но попробуем разобраться с фактической стороной! Имелись ли у вашего начальника основания подозревать вас в невыполнении своих служебных обязанностей?

– Кейс, покажите нам свою тетрадку учёта рабочего времени! – предложил Маклуски.

Специалист по борьбе с ОЗУ незамедлительно

извлёк из своего рабочего стола небольшую тетрадку, напоминающую школьный табель успеваемости.

– Вот, убедитесь: За октябрь, ноябрь и декабрь у меня все работы выполнены! – он наглядно подтвердил свои слова записями в тетрадке, – В основном это были регламентные работы на вычислительной технике, написание программы для ЭВМ и отладка этой программы. Под каждым пунктом стоит собственноручная закорючка Уолсингема… Так с какой тогда стати он теперь говорит, что я якобы весь квартал валял дурака?

– Действительно странно, – признал Бэббедж, внимательно изучив записи в тетради Кейса, – Отметка начсектора о выполнении полного объёма работ имеется в наличии… По закону лишить работника премии на сто процентов возможно лишь в том случае, если его коэффициент полезного участия равняется нулю – то есть, если он за весь квартал не выполнил ни одного порученного ему задания. Однако таких работников следует лишать не только премии, но и зарплаты… Да, что-то ваш Уолсингем намудрил с этой премией!

– Похоже, он сгоряча наказал Кейса не за плохую работу, а за намерение перебраться в другой отдел (которого у Кейса и в помине не было), – подвёл краткий итог Доддс.

– Да, очень похоже на то, – согласился Бэббедж, – Тогда я не понимаю, на что ваш Уолсингем рассчитывает! КТС однозначно вынесет решение в пользу Кейса… Но я всё-таки попытаюсь сперва поговорить с вашим начальником! Возможно, он одумается и не захочет доводить дело до комиссии, – подумал вслух он, – Допустим, Уолсингем признает свою ошибку и выплатит вам недостающую сумму из каких-то других средств… Кейс, готовы ли вы в этом случае забрать свою жалобу из КТС и пойти с начальником на мировую?

– Я-то всегда готов, – принял вызов Кейс, – Но только пускай Уолсингем публично признает, что я – никакой не лоботряс и честно выполняю свою работу!

– Вот и прекрасно! – обрадовался Маклуски, – Вот мы уже и почти помирились!

– Тогда прямо сейчас зайду к Уолсингему и с ним побеседую! – Бэббедж решительно поднялся со стула, – Его кабинет находится рядом с вашей комнатой; не так ли? Значит, далеко идти мне не придётся…

– Вы хотите, чтобы мы с коллегой опять вас сопровождали? – осведомился Доддс.

– Пожалуй, это было бы излишне, – отклонил руку и ногу помощи представитель КТС, – Начальники обычно не любят, когда разговоры об их просчётах ведутся в присутствии посторонних… Надеюсь, наша беседа продлится недолго. Ждите меня минут через десять! – с этими словами он покинул гостеприимную рабочую комнату Отдела Анализа.

– Плохо же он знает нашего Уолсингема… – покачал головой Кейс, – Разве тот когда-нибудь признает, что был неправ – даже в отсутствии посторонних? Да он ни с кем и ни за что не пойдёт ни на какую мировую!

– Тем хуже для него, – заметил Маклуски, – поскольку в этом случае его неправоту публично признает КТС.

– Представляете, каково мне работать с таким твердолобым начальником? – горько посетовал Кейс, – Но покорно сносить его выкрутасы я не намерен! Пока он передо мной не извинится, я больше никаких работ в его секторе выполнять не намерен… Так и буду сидеть тут на стуле посереди комнаты! (Раз уж он обозвал меня лоботрясом и тунеядцем!)

– Вам, конечно, видней, – ответил Доддс, – Но мы бы всё-таки не советовали вам демонстративно плевать в потолок в присутствии представителей КТС… А вдруг они подумают, что вы и в самом деле постоянно отлыниваете от работы? В этом случае никакой Бэббедж уже не станет бороться за возвращение вам недоплаченной премии… (Дескать, не всё ли равно, в каком квартале Кейс валял дурака – в четвёртом прошлого года или в первом нынешнего?)

– Между прочим, я и в этом квартале уже успел немного поработать, – обратил внимание Кейс, – Да вы и сами видели, как я сражался с этим дурацким ОЗУ… И после всего этого Уолсингем ещё лишает меня премии? У него совсем нет совести, как я погляжу!

– Да, кстати! – решил переменить тему Маклуски, – Кейс, а ведь первоначально вы, как нам помнится, были простым техническим работником; в ваши обязанности входило лишь протирать вашу ЭВМ техническим спиртом… С каких это пор Уолсингем стал поручать вам написание компьютерных программ? – он кивнул на тетрадь учёта рабочего времени.

– Это – долгая история, – вздохнул многопрофильный технический работник, – До позапрошлого года я действительно занимался лишь регламентными работами на вычислительной технике – а программы для неё писала наша программистка, миссис Эдвардс. Но вы и сами, наверно, знаете, что получается, если поручить женщинам серьёзную работу… Когда миссис Эдвардс первый раз зашла в машинный зал, она полчаса не могла догадаться, как включается наша ЭВМ. (Без моей помощи она бы до сих пор её не включила.) Далее она попыталась загрузить в машину свою операционную систему; ЭВМ послала её куда подальше и выдала сообщение об ошибке. Разумеется, миссис Эдвардс тут же выключила машину и довольная покинула машинный зал. Уолсингему она доложила, что ЭВМ неисправна… Следующие полтора года работа в нашем секторе проходила по одному и тому же сценарию: Я провожу на машине регламентные работы, а миссис Эдвардс пишет себе в стол какие-то программы; в отчётах она указывает,

что не может их отладить ввиду неисправности ЭВМ. Долгое время подобное положение вещей всех нас устраивало – особенно миссис Эдвардс, которая несколько раз получала прибавку к премии за написание своих программ… Но позапрошлой осенью наш сектор всё же схлопотал нагоняй от начальника отдела за провал плана работ по внедрению нового программного обеспечения. Уолсингем наконец решил выяснить, по какой причине не работает наша замечательная программа анализа данных. Естественно, миссис Эдвардс свалила всю вину на неисправную ЭВМ… Уолсингем потребовал от меня ответа: Почему я до сих пор не привёл ЭВМ в рабочее состояние? Я ответил, что машина по всем признакам выглядит вполне работоспособной и успешно отрабатывает все проверочные тесты… Миссис Эдвардс продолжала стоять на своём: ЭВМ у Кейса совсем от рук отбилась – она не хочет загружать в себя операционную систему и постоянно выдаёт сообщения о каких-то ошибках, а недавно даже порвала ей перфоленту с какой-то важной программой… Я возразил: ЭВМ при всём желании не могла порвать перфоленту, поскольку не имеет для этого подходящих приспособлений. (Представьте себе картину: Вот откуда-то из процессорного блока вдруг высовываются какие-то длинные руки и начинают рвать бумажки миссис Эдвардс… Абсурд? Ну ещё бы!) Лента может порваться только по одной причине: Если вы при загрузке не удосужились как следует её придержать – вот она и свалилась со штыря… Уолсингем немного подумал и высказал желание лично заглянуть в машинный зал, чтобы наглядно во всём убедиться. Дожидаясь его прихода, я включил ЭВМ и решил на всякий случай прорепетировать загрузку перфоленты. Только я запустил считыватель, как Уолсингем и миссис Эдвардс вошли в зал. Постучать в дверь они, разумеется, забыли… Увидев перед собой их физиономии, я вздрогнул от неожиданности и на секунду отдёрнул руку от считывателя. Перфолента тут же свалилась со штыря и порвалась… Уолсингем саркастически усмехнулся: "Вот я своими глазами увидел, как ЭВМ Кейса рвёт перфоленты!" Переубедить его мне так и не удалось. Он поставил меня перед фактом: либо моя ЭВМ всё-таки согласится работать с нашей программой анализа данных, либо я буду лишён квартальной премии. И пришлось мне всерьёз заняться программами для ЭВМ… Я попытался сам установить на машину операционную систему, но тоже получил в ответ кучу сообщений об ошибках. Просмотр технической документации тем более ни к чему вразумительному не привёл… (Разбираться в чужой программе – безнадёжный номер! Это – примерно то же самое, что копошиться в чужой голове.) В итоге я начал с самого простого – изучения машинных кодов. Прочитав специальную литературу, я понемногу освоился и даже сам написал несколько небольших программ. (Одну из них наш сектор потом оформил в качестве рационализаторского предложения.) Я доложил Уолсингему, что все мои программы успешно работают на нашей ЭВМ. Он в ответ поинтересовался: А почему же в таком случае наша профессиональная программистка не может с ней справиться? И тогда я сгоряча предложил: Раз у миссис Эдвардс возникли какие-то сложности с отладкой программы, то пускай весь процесс написания и отладки целиком доверят мне… Поглядев на задание, я понял, что оно не стоит и выеденного яйца. Я пообещал, что уже через неделю моя программа будет написана и полностью отлажена. Но Уолсингем возразил: Он не имеет права поручить мне такое важное задание. А вдруг у меня ничего не получится, и я без толку потрачу целых пять драгоценных рабочих дней? Я возразил: Но какое значение могут иметь эти несчастные пять дней, если миссис Эдвардс вот уже полтора года не может даже запустить на ЭВМ свою операционную систему? Как и следовало ожидать, переубедить Уолсингема мне не удалось… В конце концов он, проконсультировавшись с нашей программисткой, принял вот такое решение: Мы с миссис Эдвардс делим программу анализа данных на две части; она пишет то, что она может написать, а я – то, что она написать не может. На написание и отладку всей программы нам отводится три месяца… При дележе программы нам обоим достались куски примерно одинакового объёма. Как я и обещал, мой кусок был написан и отлажен в течение двух с половиной рабочих дней… Миссис Эдвардс возилась со своим куском все три месяца. При попытках отладить программу у неё на каждом шагу выскакивали ошибки, и она неизменно бегала жаловаться к начальнику, что у Кейса якобы опять неисправна ЭВМ. Уолсингем давал мне задание разобраться с неисправностью – и, разумеется, я всякий раз обнаруживал ошибку не в работе машины, а в программе миссис Эдвардс. (То она забывала поставить переход на подпрограмму – а потом удивлялась, почему ЭВМ не переходит в нужную ячейку; то она вместо косвенной адресации через текущую страницу ставила прямую адресацию через нулевую страницу – а потом удивлялась, откуда у неё в рабочем регистре появляются какие-то непонятные данные…) В итоге мы всё-таки отладили её кусок программы. В конце прошлого года мы благополучно сдали оба куска начальнику отдела. (В его столе они до сих пор и лежат.) При распределении квартальных премий миссис Эдвардс получила за свои труды лишних пятнадцать процентов – а вот я вообще остался без премии… Ну разве не дурдом?

– Не расстраивайтесь, Кейс! – попытался вселить в коллегу оптимизм Доддс, – Если ваш начальник будет продолжать упорствовать, Комиссия по Трудовым Спорам быстро вправит ему мозги… А вот, кстати, и представитель этой комиссии! – обрадовался он при виде открывающейся двери и появляющегося на пороге Бэббеджа, – Ну, что там слышно новенького от Уолсингема? – обратился он к новоприбывшему, – Согласен ли он на мировую?

Однако Бэббедж, как ни странно, не стал входить в комнату. С порога смерив Кейса саркастическим взглядом, он с лёгкой усмешкой произнёс: