Броневой
Шрифт:
Сказав так, Малярийкин внимательно посмотрел на подчинённого. Тот кивнул. У него в глазах явно прыгали силуэты Хантеров подожженных на глазах у всей команды многочисленными, но, главное, почти одновременными попаданиями засевших в засаде вражеских танков.
— Поэтому производить атаку мы будем эшелонами. — Распределение эшелонов предлагаю такое. Деление машин будет осуществляться, прежде всего, по степени бронирования. И только во вторую очередь — по мощности башенного вооружения и скорости. Первый эшелон — только тяжёлые, бронированные машины. Второй эшелон — машины среднего бронирования с мощными дальнобойными орудиями. И только они. Все остальные коробочки — наш тактический резерв.
Каждый эшелон делиться на две группы. Правая — входит перпендикулярно линии опушки в правый выступ лесного массива. Левая — в левый выступ лесного массива. По достижении оборонительного рубежа, связываем противника боем, до подхода двух фланговых отрядов. Ну, коротко, так.
— Идём в лоб, — слабо возразил командир вымпела. — Много людей положим. Про машины я и не говорю.
— А есть варианты? — угрюмо спросил Малярийкин.
— Нет.
Деление на эшелоны произвели на электронно — по списку коробок, входящих в вымпел. Список содержал в таблице основные ТТХ каждого танка, так что долго рассчитывать не пришлось. Списки эшелонов Малярийкин распространил через командный чат. В результате, спустя буквально пять минут после разговора с командиром Третьего вымпела бронированные машины уже начали выстраиваться для атаки.
Одновременно задачу для самого себя определил и Малярийкин.
Кроме вопросов взаимодействия между взводами и эшелонами, кроме связи с Первым и Вторым вымпелом и теоретическими знаниями по тактике, которыми накачал его Гойгу, Малярийкин обладал ещё одним предметом, необходимым для этого, вероятно, последнего эпизода боя в локации Моховое.
Маляр обладал самым мощным и самым тяжело бронированным танком из всей команды. Это влияло на его дальнейшие действия кардинально. Из пассивного наблюдателя и командира Малярийкин превращался в рядового бойца. А его танк — из впечатляюще красивого командного пункта — в полноценную боевую машину. «Может так и надо, — подумал Малярийкин. — Да и давно пора. А то столько железа впустую пропадает».
В случае участия «Мамонта» в боевых действиях в качестве рядовой «коробки», Малярийкин превращался не только в бойца, танкиста, стрелка, пилота, но ещё и в потенциальный обгорелый труп. Умереть в «Мамонте» было чуть-чуть сложнее, чем в васпе первом. Примерно — на несколько миллионов в конвертируемой валюте. Но всё же очень возможно. Особенно, если мерить жизнь не в дензнаках, а в уровне опасности, которой обладал в бою любой корпус. Очень возможно, что в командной схватке, где заранее известна машина командира противоборствующей группы, катать по локации на «Мамонте» или иной топовой модели бронированного гробика было куда опасней, чем на том же беспонтовом васпе. Потому что беспонтовый васп никому не нужен. На хрен. А вот желающих раздраконить в состояние металлолома элитную командирскую модель — всегда живчиков хоть лопатой отбавляй.
Но сказано — значит сделано. При лобовой атаке на укреплённый рубеж противника (а главное — рубеж невидимый и разящий из глубины леса сквозь оптические просеки) команде Малярийкина мог понадобиться каждый тяжелобронированный танк. И прежде всего — сверхмощный «Мамонт», прокачанный до третьей модификации.
Конечно, всегда был вариант пересесть. Малярийкин, как лидер своей команды и спонсор-плательщик (за Ленин счёт) достаточно свободно распоряжался собственными бойцами. И если бы он попросил кого-то из обладателей Хантера или Викинга пересесть
Прибыв в первый взвод первого атакующего эшелона Малярийкин впервые в жизни встал на своём Мамонте в строй других боевых машин. До этого, в Ливане и Тотенкопфе деление на команды было условным и реального «командования командой» не было. Координацию или организацию взаимодействия никто не осуществлял. Был и командный чат и голосовая связь и аппараты видеосвязи, но пользовались ими только знакомые между собой танкисты, а если и какие-то иные, то лишь для пустого трёпа. В высшей лиге КТО всё было иначе. Командуя боем уже больше нескольких часов, Малярийкин, пожалуй, только сейчас почувствовал что это такое — командный бой высшей лиги. По-настоящему. Это было нечто, максимально приближённое к реальной танковой войне. Без пехоты и самолётов, но всё же — максимально приближённое. На самом деле.
Первый взвод первого атакующего эшелона встал крайним справа. Командир (теперь уже не Малярийкин, как лидер группы, а всего лишь командир эшелона) поставил задачи командирам отдельных взводов. Проверил размещение боевых машин. Состояние и настроение личного состава. Ещё раз проговорил способы действий танковой линии в наступательном бою, отметил характер предстоящего «лобового» боя. Предупредил о потерях.
В том, что потери будут, никто не сомневался. На то и фронтальная атака — на смерть.
Перед началом фронтального наступления, Малярийкин связался по аппарату голосовой связи с командирами Первого и Второго вымпелов, чтобы проверить, как выполняется ими фланговый маневр. Малярийкин сделал это заранее, так как полагал (и справедливо), что в горячке наступательного и смертельно опасного боя вряд ли сможет осуществлять командование удалёнными подразделениями без задержек.
Согласно докладам, Первый и Второй вымпелы двигались установленным маршрутом в направлении север-северо-запад в обход выступа лесного массива. Через несколько минут, достигнув определенной рекогносцировкой точки входа в лесной массив, Второй вымпел начал развёртывание для атаки. Третий вымпел, прикрываясь курганами и кустарником, невидимый и стремительный, продолжил движение согласно первоначального приказа.
Когда Второй вымпел, завершая свой фланговый маневр, вошёл в лес (пять километров севернее погибших Хантеров) противник встретил его огнём на подходе. Попав под обстрел и будучи сильно впечатлён гибелью Хантеров в подобной же ситуации, командир Второго вымпела вывел свои машины из-под вражеского огня и отступил восточнее лесного массива.
Наличие нового рубежа обороны в точке вторжения Второго вымпела было крайне неприятно. Но предельно понятно. Малярийкин всё же лелеял надежду, что оборонительные рубежи противоборствующей команды не будут растянуты настолько далеко. С другой стороны, ничего иного Малярийкин в принципе не ожидал.
В обстреле Второй группы при попытке входа в лесной массив, заключался и положительный момент. Стреляли незначительными силами (примерно взвод или два — то есть всего шесть стволов). Из лёгких орудий. Что соответствовало не серьёзному заграждению, а скорее, прикрытию, дозору или разведке. Огонь противник вёл уже без применения оптических просек. А напрямую с края лесного массива.
Узнав об этом, Малярийкин понял, что Второй вымпел наткнулся на незначительное охранение, которое выстрелами орудий не столько пыталось предотвратить вторжение малярийкиновцев в глубь леса (а уж тем более истребить их в оборонительном бою на опушке), сколько — предупредить свои более тяжёлые подразделения об опасности с фланга.