Брусиловская казна (сборник)
Шрифт:
К тому же такое путешествие стоит немалых денег.
А он гол, как сокол…
Так, может, Коля что-то видел в то утро и разболтал об этом отцу? Нет, вряд ли, слишком мал он был тогда. И от страху чуть не наложил в штаны…
Теперь они оба в Чикаго. И неизвестно когда вернутся на родную землю. А может, и не вернутся вовсе.
Жаль. Честные, трудолюбивые люди сегодня ох как бы пригодились советской Украине!
24
Ещё две семьи в середине тридцатых сменили место
Одна из них, польского происхождения, была обязана этим младшему сыну, с ранних лет проявившему небывалый интерес к науке.
Он выучился в Варшаве за деньги какого-то мецената и потянул за собой многочисленную родню, как только получил первую серьёзную должность в столице.
Другая переехала в соседний район – дочь вышла замуж за жителя посёлка Киверцы [38] .
До первых уже не добраться, а вторые особого интереса для НКВД не представляли, так как всё их богатство составляла одна ободранная корова.
38
Киверцы – сегодня посёлок городского типа, административный центр самого большого по территории района Волынской области Украины.
Обо всём этом Ковальчук доложил по отдельности и Белоцерковскому, и Яблокову, как только прибыл в Луцк.
О том, что он пытался самостоятельно найти место захоронения казны и с этой целью долго бродил по зимнему лесу, Иван, естественно, не сказал никому из них ни слова. А те и не настаивали. Ведь им ничего не было известно о сокровенной тайне своего подчинённого.
Да, кстати, землякам Ковальчук сообщил, что идёт на повышение и приедет в родное село уже весной, на посевную, с новым агрономом.
Назад, в областной центр, его провожали всей Кашовкой.
25
В последнее время Яблоков косо смотрел на Ковальчука. Слишком много времени тот стал проводить в кабинете начальника управления.
Но самому Ивану Ивановичу старый контрразведчик не говорил ни слова.
Жаловался только своему «другу» – Казанцеву, с которым часто встречался на конспиративной квартире в центре города.
Вот и в тот долгий январский вечер между ними состоялась откровенная длительная беседа!
– Не нравится мне этот упырь…
– Кого имеешь в виду?
– А то ты не знаешь? Тигра уссурийского… Что-то он замышляет, а что – ума не приложу!
– Может, ему известно больше, чем мы думаем?
– Откуда? Да, в Кашовке ходит легенда, что неподалеку деревни в Первую мировую пропала казна. Как считают местные жители, – брусиловская. Ни суммы средств, ни места захоронения никто, кроме тебя, не знает.
– А может, кто-то всё же видел, как я закапывал сундук?
– Исключено. Тогда бы они давно нашли золото и перезахоронили своих земляков. Или ты забыл, что у тебя кровь на руках?
– А то ты чист, как утренняя
– Чист или не чист, не твоя забота.
– В чужом глазу пылинку видишь, а в своём бревно не замечаешь!
– Отставить!
– Есть!..
– Ковальчук доложил, что резкого обогащения ни с кем из его односельчан не случилось.
– Это обнадёживает.
– Но две семьи всё равно остаются под подозрением.
– Давай я займусь ими.
– Ишь, разогнался… Одна из них теперь под Варшавой, вторая – в Чикаго!
– И что, никак нельзя пробить, как они живут, чем занимаются?
– Почему нельзя? Я же не сижу, как ты, без дела… В Америку выехала семья родного дяди Ковальчука. Его двоюродный брат – Николай Васильевич, можно сказать, наш коллега, шериф в эмигрантском поселении. Шериф – это….
– Да знаю я, знаю!
– Достатка среднего. Не роскошествует, но и не бедствует.
– Уже хорошо!
– Другие – Пясоцкие – люди побогаче. И всё – благодаря сыну, теперь известному учёному. Его вытащил из дерьма некто Чарторыйский.
– Ничего себе некто! Чарторыйские – великий княжеский род. Потомки Гедеминовичей… Они с давних лет благоволили развитию науки и искусства на здешних землях.
– Ага… Благоволили… Только не среди украинцев, которых всегда считали быдлом.
– А разве «Пясоцкий» украинская фамилия?
– Да шут из разберёт. Вот у нас – всё понятно. Иванов, Сидоров, Семёнов…
– Белоцерковский, Апфельбаум… – с издёвкой продлил ряд Казанцев.
– Забудь эту фамилию! – жёстко отреагировал Сергей Эдуардович и вполне миролюбиво продолжил: – Ничего, скоро мы и до Пясоцких доберёмся…
– Каким образом?
– А ты думаешь, наше руководство на этом остановится?
– Не знаю.
– Под Польшей находится ещё много русских городов. Холм, Перемышль, Ярослав… Да, кстати, откуда пошло название «Волынь»?
– Не знаю.
– Был такой летописный город. Теперь – Грудек Надбужный, вблизи Грубешова… Поляки его переименовали, чтобы мы и думать забыли о том, что Волынь – Русская земля!
26
Весна началась поздно. Долго раскачивалась, преодолевая частые наскоки стремящейся вернуть своё могущество матушки-зимы, но в конце марта наконец взяла своё. Зацвели-забуяли вишнёвые сады, налились слащавым липким соком белоснежные берёзки, размёрзлась песчаная полесская почва.
Этого-то и ждали Яблоков с Казанцевым.
Накануне отправки последнего в Кашовку между ними состоялся очередной серьёзный разговор.
– Как ни крути, без Ковальчука наша авантюра обречена на провал. Придётся ввести его в курс дела, – настаивал Павел Алексеевич.
– Я – категорически против, – отпирался поначалу Сергей Эдуардович. – Сдаст он нас… как стеклотару в приёмный пункт!
– Не сдаст. Ты сам говорил, что отец Ивана – враг народа. Разбуди в нём сыновьи чувства. Передай привет от родителей… Да, кстати, где они?