Брысь или приключения одного М.Н.С.
Шрифт:
Меня тоже хотела потрогать, но я уклонился от нежностей – уж слишком огромный зверь, хоть и с добрыми глазами. К тому же от меня пахло пирожком – еще перепутала бы по недомыслию! Впрочем, по телевизору мне рассказывали, что кони, как и крысы, очень умные. «Твари с интеллектом», – сказала бы Фаина Карловна.
От пережитых волнений мы уснули. Во сне голод отступил, но не перестал воздействовать на мой большой мозг. Приснилась Кларочка, такая же нарядная, как и в прошлый раз. Она крутила в изящных лапках картофелину, выбирая, куда бы вонзить острые зубки. Я возмутился:
–
– А этих я чем кормить буду? – возразила моя подружка, и тут я опять увидел рядом с ней несколько красивых малышей, сереньких и беленьких. (Почему-то даже во сне мне не приходило в голову, что наши карапузики могут получиться пятнистыми!) Они вгрызались в корнеплоды, весело чавкали и задорно поблескивали рубиновыми глазками (в меня!).
– Кларочка, не разрешай им чавкать! Это неприлично! – попробовал я вмешаться в сложный процесс воспитания потомства.
– Фыррррр! – ответила моя подруга и исчезла вместе с детишками и картошкой, а на их месте возникла темнота.
– Фыррррр! – сказала она и коснулась моей щеки мягкими губами.
Я не успел выяснить, как губы могут существовать отдельно от остальных частей тела, потому что проснулся. Прямо надо мной нависла коричневая морда, и я понял, что при желании (ее, конечно, не моем!) мог бы поместиться в конском рту целиком.
Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, и я видел в каждом глазу по одинаковому силуэту. Он показался смутно знакомым. Пригляделся и ахнул – это же я! Появилось чувство, будто меня уже проглотили, даже пришлось себя ощупать.
– Тебе чего? – не выдержал я затянувшегося молчания.
Но коняга не ответила, вытащила из-под меня пучок соломы, словно именно там она была самой вкусной, и медленно схрумкала огромными желтоватыми зубами. (Оказывается, мы схожи не только интеллектом, но и прочной эмалью!)
– Ух ты! Уже едем! – воскликнул Коля.
Загипнотизированный процессом поедания сена, я даже не заметил, когда мой маленький спаситель поднялся. Как и того, что эшелон действительно лязгал колесами, а значит, двигался! Вот почему кобыла промолчала – не услышала из-за шума! Голосок-то у меня тонкий! А возможно, просто не поняла, что я сказал. Жемчужина за щекой мешала говорить членораздельно, и если бы меня спросили: «Тее шего?», я бы тоже не ответил.
Снег лихо проносился мимо. Какая-то его часть успевала залетать в вагон, и лошади равнодушно взирали, как возле стены вырастает сугроб. (Забыл сказать, что было их четыре и внешностью они не очень-то напоминали тех скакунов, которых мне показывали по телевизору, – эти поражали богатырской мощью и какой-то особой лохматостью ног.)
От ритмичного покачивания клонило в сон. Я опять забрался Коле за пазуху, подальше от конских зубов, и мы задремали.
– Что за гость дорогой не нашел дороги домой?
Звонкий голос принадлежал здоровенному детине в тулупе. Железные колеса не гремели, а значит, мы больше никуда не ехали.
Коля встал во весь росточек (аккурат чуть выше бедра
– Здравствуйте! Это уже фронт?
Детина закашлялся и произнес какую-то полную чепуху:
– Кхы-кхе-кхы! Вот тебе, бабушка, и ситец на порты!
Честно говоря, я даже подумал, что он не вполне умственно здоров.
Но Коля ждал ответа, и незнакомцу пришлось собраться с мыслями, какие имелись в наличии. Получилось все равно плохо.
– Ну, дела! Это где ж тебя такого мама родила?
– В Санкт-Петербурге! – серьезно отозвался мой спаситель.
В глазах парня появилось странное выражение:
– Эвона как! Далеко забрался да не заплутался! Знать силен наш бобер, что на ворога попер!
Я отчаялся что-либо понять из его речей. Надо же, как не повезло с собеседником!
Детина легонько подтолкнул Колю к выходу. Сначала спрыгнул сам и протянул руки. Мальчик доверчиво шагнул вперед, и мы снова оказались на твердой земле…
Глава четырнадцатая. Станционный смотритель
Поезд стоял в чистом поле… Не совсем так, конечно. Чуть дальше от нашего вагона-конюшни начиналась платформа. В небольшом здании вокзала приветливо светились окошки.
Снег прекратился, а тот, что упал на землю, быстро превращался в грязное месиво. Вокруг нас кипела работа: из вагонов выгружали гигантские катушки (только обмотаны они были не нитками, а толстой проволокой) и длинные деревянные столбы (точно такие стояли вдоль железнодорожных путей), по специальным настилам выкатывали подводы и выводили наших знакомых – лошадей богатырского телосложения.
Детина отвел нас в станционный дом с деревянными колоннами у высокой входной двери и передал смотрителю – сухонькому старичку в темно-синем кителе и фуражке с блестящей кокардой (Кларочке бы понравилась!).
– Вот, дедок! Обогрей дитё, пока не вернусь!
(Ага! Значит умел нормально разговаривать!)
Миновав большой зал с широкими скамьями вдоль стен, мы оказались в уютной комнате, где топилась печь в белых изразцах. На круглом столе, покрытом чистой льняной скатертью, попыхивал изогнутым носиком медный чайник, видимо только что вскипяченный, а над стаканом из толстого граненого стекла в ажурном подстаканнике вился парок. Рядом, на фарфоровом блюдце, лежали изящные серебряные щипцы и кусок сахара с неровными краями, совсем не похожий на привычный мне рафинад.
После поездки в открытом всем ветрам вагоне обстановка показалась нам сказочной, а дедок – настоящим волшебником. Особенно, когда он ловко разломил сладкий осколок щипцами и хитро подмигнул – мол, видели фокус-покус?
Я подобного точно не видел, а потому забыл об осторожности и высунулся из пальто чуть дальше обычного. Коля быстро запихнул меня обратно, но старик уже приметил мою чудную белую мордочку с рубиновыми глазками, потрясающими усами и… В общем, спросил удивленно: