Будь драконом, человек!
Шрифт:
Со временем накопился необходимый багаж знаний и умений, и нам открылась вся Вселенная!
Закидывая в созданную «червоточину» мощный излучатель, ученые методом проб и ошибок, научились определять места выхода тоннеля. Разработали дорожные карты, и во все стороны вселенной рвануло бесчисленное количество кораблей-разведчиков, управляемых Коконами. Следом, на открытые ими десятки пригодных для жизни планет, потянулись караваны переселенцев и колонистов. Началась Большая экспансия – сыны Адама осваивали свой новый мир.
Последним бриллиантом в этой коллекции драгоценностей, стала недавно открытая планета – Тесла. Принесшая еще одну, пока неоценённую, но столь
Ведь ко всему этому цивилизационному великолепию, так или иначе, была причастна созданная мною Корпорация «Кокон индастриз». Которая, и я это признаю честно, присвоила себе плоды коллективного изобретения.
Сразу оценив его пользу, я приложил свои, скажем честно, немаленькие политические и финансовые возможности для удешевления процесса производства и максимального внедрения его в общество. А, используя небольшую юридическую лазейку, Корпорация заставила род людской расплачиваться за каждое сходящее с конвейеров заводов изделие – все легально произведенные Коконы принадлежали нам. Они просто сдавались в аренду на определенное количество лет…
Таким образом, я стал не только героем благодарного человечества, открывшего ему новый путь, но и самой ненавидимой личностью во вселенной. Начисто уничтожившей такое понятие, как национальное государство.
Государством стала Корпорация.
По планете прокатились многочисленные бунты, было много юридических и реальных войн, но с тех пор одно оставалось неизменным – «Кокон индастриз» владела миром. Без Кокона, этого символа всемогущества, общество, в том виде каким оно стало, не могло существовать. Отныне мир платил дань, делая Корпорацию настолько великой, что об этом не мог мечтать ни один тиран прошлого. А во главе Корпорации стоял я – Григорий Василевский, бывший политик, бывший президент Объеденной Евразии, бывший отец и бывший муж…
Ныне старик, умирающий от старости.
Хотя, если говорить откровенно, все это я делал ради своего сына. Мой шкурный расчет обращался только вокруг его выживания, а все остальное приложилось само. Цинично? Прожив долгую жизнь, я понял – самая действенная мотивация для человека, это его личные интересы. Безопасность, сытость, размножение – вот те базовые потребности, которые правят миром. А к ним прилагаются все остальные эмоции, придуманные беспокойным человечеством.
И именно из-за сына я не имел права умереть. Из-за него, из-за своей жены и дочери, и за многих других людей, конечно включая самого себя, которым мог бы помочь. Ведь, несмотря на дурную славу, я все же хотел людям добра.
А предметом, всецело завладевшим моим вниманием, стало маточное молочко – запретный плод с планеты Тесла. Я безраздельно отдался еще одной мечте…
ГЛАВА 2
– Пап? Папа??? – голограмма наклонилась к моему лицу, подрагивая своим струящимся, прозрачным сочувствием.
Каждый Кокон имел свой голографический проектор, демонстрирующий всем окружающим то, что и так не требовало доказательств – причастность к миру живых. Нужное скорее самим личностям, населяющим эти электрифицированные и механизированные, но все же – гробы. Тоскуя по своим потерянным телам, они демонстрировали всем окружающим такой разгул образов и видов, что диву даешься.
Еще не так давно, имея возможность передвигаться самостоятельно, я изредка спускался на нижние уровни, погружаясь в суетливый мир Центрального города. Наполненные взаимопересекающимися потоками из людей, Коконов и машин, улицы древнего
Город, спотыкаясь и задыхаясь от бега, торопился жить – суетливо и оттого чуть неловко. И при свете солнца, и под лучами отражателя Второй луны. Сухожилия мостов, автобанов и виадуков обвивали его крепкое тело бесконечным и живым корсетом. Дворцы, коттеджи и сады Верхнего города плавно стекали в площади и проспекты Нижнего, наполняясь вечно спешащими жителями и туристами со всего обитаемого Космоса.
Население Города веками перемалывалось и перемешивалось в невероятном коктейле народностей и этносов, в конце концов, родив единую столичную нацию.
А Вечный город помнил топот копыт коней хана Тохтамыша, брань поляков генерала Жолкевского, проклятия французов императора Наполеона, полное фиаско гитлеровской армии и зубовный скрежет солдат маршала У Циня. Он горел, тонул и замерзал. Его улицы покрывала зола пожаров, песок пылевых бурь и пепел ядерных осадков. Но он всегда восставал, словно Феникс – более сильный и более величественный.
Кто сейчас помнил имена этих захватчиков? Кто помнил исконное имя Великого города? Боюсь никто, кроме меня… А я хранил в памяти эти перекатывающиеся на языке чудесные слова – Москва, Россия…
Теперь же Центральный город – единственная столица единственного государства Земли, раскинувшаяся на большей части среднерусской возвышенности. И, без лишней скромности – столица прилегающей к ней Вселенной. А в нем пока еще жил я – ее создатель и повелитель…
Голос сына, точнее его электронный аналог, заключенный в блоках памяти Кокона, вновь вырвал меня из спасительного тумана забвения. Последнее время это происходило со мной все чаще – я проваливался в какие-то глубочайшие уровни своего бессознательного, где в густом бульоне чувств варились мои непознанные желания и мысли. И с каждым разом мне приходилось производить чудовищные усилия, чтобы выбраться из этой тягучей юдоли.
– Ты меня слышишь, пап?
На этот раз мне пришлось ответить, сбрасывая с глаз вонючую пелену далекого прошлого. Я напряг горло и синтезатор проскрипел.
– Да, сын… я тебя слышу…
Лицо Артема оживилось. Он явственно и облегченно вздохнул.
– А я уж думал… – он смущенно замолчал.
– Ты думал – я уже того? – сухой голос синтезатора не смог передать иронии, – преставился?
Артем деланно рассмеялся, скрывая свой страх. В голову пришла грустная мысль – мы с ним, собственно говоря, всего лишь личности, заключенные в свои собственные капсулы – я в кости черепа, он в металл Кокона. Но при этом – не более чем два робота, играющие в человеческие отношения.
Кокон Артема зажужжал и выпростал из своих недр два манипулятора. Один зажимал букет цветов. Я пригляделся, не веря своим, электронно улучшенным, глазам. Боже мой, это были простые полевые ромашки! Такие неуместные и беззащитные в этом стерильном мире. Обоняние мое давно отправилось в далекое и грустное путешествие, но мне явственно почудился запах летнего поля, где воздух пропитан ароматом разогретой земли, полевых цветов, пыли и прошлогоднего тлена.
Бог мой, как давно это было – лето, жизнь, любовь… Поле колышущихся маков, по которому мы бежали к электричке – я, Ирэн и маленький Артемка, хохочущий, принимающий все это как игру. Это для нас все было более чем серьезно – опоздав на нее мы рисковали остаться ночевать в поле, а для него любое действие с родителями приравнивалось, по объему полученных эмоций, к большому и ослепительному карнавалу…