Будь моей ведьмой

Звездная Елена

— Рита, прекрасно выглядите.

Очень медленно повернулась к темному. Так же медленно марка имени «Ядвига Фолиантовна» отклеилась со своего спасительного места, упала уже книгой, а в следующее мгновение случилось нечто — над фолиантом образовалось бледное привидение, при виде которого побелел не только темный, но и все. Затем на пол ступила Яга. Высокая, повыше меня ростом, худощавая, в белой рубахе да зеленом сарафане поверх, с косой до пояса и злыми прищуренными глазами.

— Ну, здравствуй, Херард, — очень недобро произнесла она.

Темный,

с совершенно посеревшей кожей, старался выглядеть невозмутимым. Но я не на него смотрела в тот момент, а на мою сказочную живность, которая с испугу кто с лавки попадал, а кто едва дышал. Причем испугались все, кроме моей армии Мля. Так-так… То есть обитатели избушки, похоже, эту женщину знали…

— Ягусь, на пару слов, — тихо попросила я.

Женщина медленно повернулась, оглядела меня с ног до головы и холодно спросила:

— Ты кто?!

О-па-ся!

— Ой-ей, — тоненько взвизгнул Колобок и свалился в обморок.

Курочка Ряба и вовсе голову втянула и притворилась мертвой. Кот Ученый отчаянно сохранял спокойствие, а вот Серый Волк начал осторожно пробираться к выходу.

— И что делаешь в моей избушке? — прошипела вдруг Яга.

Ну тут уж я возмутилась и сразу расставила все точки над «i»:

— Это моя избушка.

У Яги глаза округлились, и она как зашипит:

— Шшшшто?!

Звери задрожали, а книга примирительно:

— Миславушка, люба моя ненаглядная, чай не помнишь ли, отчего на Херарда осерчала?

Женщина резко повернулась к темному, отчего коса хлестнула ее по спине, и вдруг обняла себя руками за плечи. Замерла, вглядываясь в серое лицо, темные круги под глазами, и прошептала едва слышно:

— Ты!

Резко выдохнув, я подошла к столу, взяла Колобка, с ним на руках направилась к лавке в углу.

— Рит, ты куда? — встревожилась книга.

— В обморок падать, — честно созналась я. — Составлю Колобку компанию. Кто еще со мной?

Обернулась в поисках желающих, а наткнулась на взгляд Яги Миславы. Жуткий взгляд. Обезумевший от горя, растерянный, потерянный, полный горечи. Мы смотрели друг на друга несколько секунд, и вдруг она тихо сказала:

— Спасибо.

Колобок, как выяснилось, только притворялся, потому как после ее слов вздрогнул и ко мне прижался.

— За что? — недоуменно спросила я.

Яга улыбнулась странной, полной горечи улыбкой и пояснила:

— Спасибо, что приняла их и заботишься. Редко новая Яга избушку прежней берет, редко о живности сказочной беспокоится, чаще новую заводит. Сердцу-то не прикажешь, а созданное другим полюбить сложно.

Пожав плечами, я посмотрела на Колобка, тот один глаз приоткрыл, на Лисичку глянула, на Кота, на Мышку, что из-за печки выглядывала, на Волка, который красться уже перестал и теперь тоже на меня смотрел.

— А как их можно не любить? — просто спросила у Яги. — Они классные.

— И мы писсу ели, — восторженно прошептал мой предводитель леблядиной стаи, который, как оказалось, в дверь заглядывал.

— И

няшек грабили, — добавил Серый Волк.

— На метле летали, — вставила Лиса Патрикеевна.

— А уж пиво… — Кот Ученый довольно зажмурился.

— И награбленное поделить бы надобно, — вставил конь монструозный.

— Ты в операции не участвовал! — капитан Острозуб гордо выпятил пушистую грудь и встопорщил хвост. — За ведьму Мля!

В избушке и за ее пределами раздалось раскатистое громоподобное и дружное «Мля-а-а-а». Когда шум стих, я посмотрела на урага Херарда, вконец посеревшего и теперь взирающего на меня с осознанием услышанного, и грустно сказала:

— А свидетели долго не живут.

Темный выдохнул только одно:

— Но как?

— Пить меньше надо, — совершенно искренне призналась я.

И тут опять вмешалась Ядвига:

— Ритусь, в обморок падать передумала? Вот и ладненько, бери Херарда и айда в печку.

— Куда? — не поняла я.

Призрачная Мислава улыбнулась, указала на нашу русскую красавицу, в которой пламя гудело, а после сама за урагом и направилась. Он дернулся, но это была какая-то неправильная Яга — руки удлинились, пальцы когтями стали, кости обозначились, нос вымахал… жутко.

— Злоба, Риточка, она никого не красит, — тихо сказала книга. — Ты давай Колобка обратно поклади, а меня на рученьки, да и пошли темного-то допрашивать.

Я не ответила, на моих глазах разыгрывалась сценка из русской народной сказки — где баба Яга сажает богатыря, в смысле злодея, на черпак, да в печку его засовывает… Засунула. На меня оглянулась, а после ухват бросила, и печь ее в нутро свое, пламенем ревущее, засосала.

— Что-то мне и тут хорошо, — честно созналась я.

— Не боись, печка-то особая, волшебная.

— Да? — Колобка я отпустила, подошла, взяла книгу, к груди прижала да и созналась: — Все терзают меня сомнения, вот в сказке злая баба Яга богатыря в печь засунуть хотела, типа вроде как бы чтобы съесть. Но вот теперь я думаю — а зачем?

Ответил мне Кот Ученый.

— Так-то известная история — Яга Костиника замуж собиралась, а женишок ее, царевич Иван, известный богатырь, на царевне жениться решил, охальник. Тут уж осерчала Костиника, в печи его заперла, да и подержала, пока не одумался.

Ой… Ого.

— Сурово, — пробормотала я. — А как одумался, чего делали?

— А как одумался, поздно было, — вставила Ядвига. — Мы, ведьмы, обид не прощаем. Ритусь, кончай лясы точить, айда к Херарду, самое-пресамое ведь пропустим.

Я на своих посмотрела.

— Ужин сготовить? — тихо спросил Колобок.

— Ага, — я даже покивала, — голодная очень. Но после допроса.

— А я сарафан достану, — сказала Лиса Патрикеевна, чай стыдоба в таком-то ходить.

— Угу, — снова я. — Капитан Острозуб, а вы к драконам молнией, сообщите им, что мы остальных всех спасли, и они теперь на новом месте обживаются. Мы как допрос закончим, я карту выдам…