Будь моей
Шрифт:
– Но ты же ему не сказала или все-таки не удержалась?
С самым невинным видом Даша спросила:
– А что, разве это секрет?
– Просто это не его собачье дело. Даша фыркнула:
– Конечно, но это, безусловно, дело Василия, и вам следовало бы сказать хотя бы ему.
– Он никогда меня не спрашивал… Ты не сказала Лазарю всего или все-таки проболталась?
– Вы имеете в виду эти пропащие годы? – уточнила Даша и, увидев, как порозовело лицо Александры, солгала:
– Конечно, нет. Я сказала, спросите у нее самой.
И Александра решила, что раз он не подходит
Она надеялась, что Лазарь ничего не скажет Василию, но не смогла бы объяснить, почему не хочет, чтобы он знал.
Разве что-нибудь изменилось бы, узнай Василий о существовании Кристофера? Даже если бы он решил проявить благородство и уступить дорогу другому мужчине, то сделал бы это только ради себя. И потому Алин не беспокоилась о том, что его может смутить этот вопрос. Ясно было, что не может, просто ей не хотелось, чтобы Василий знал, что его невеста семь лет дожидалась мужчины и все еще продолжала ждать.
Проезжая по улицам города, которого Александра надеялась не увидеть никогда, девушка чувствовала себя еще более подавленной. Она сделала все возможное, все, что сумела придумать, чтобы заставить Василия расторгнуть помолвку, и все безрезультатно, а времени оставалось так мало. Они ехали к его матери. Кто-то упомянул об этом, но Алин не помнила, кто именно… Она лишь знала, что ей предстоит встреча с графиней Петровской, и страшилась этой встречи, потому что именно она должна была все решить.
А между тем Алин еще колебалась, продолжать ли ей использовать свои простодушные деревенские хитрости в присутствии графини или прекратить их. Для Василия ее поведение не имело особого значения, так будет ли это важно для графини? Если да, то достаточно ли у нее власти над сыном, чтобы заставить его изменить свои планы? Вероятно, нет, но Александра считала, что пока есть хоть маленькая надежда на успех, она должна использовать каждый шанс. Однако, нелегко будет строить из себя неотесанную деревенщину в присутствии другой женщины дворянского происхождения – гораздо труднее, чем в обществе Василия и его людей. К тому же эта благородная дама была вдовой лучшего друга ее отца. Кроме того, какой-то слабый, но зловредный голосок, вторгавшийся в мысли девушки с тех самых пор, как они покинули разбойничью деревню, нашептывал ей, что следует прекратить борьбу и выйти замуж за графа Петровского. Конечно, Алин старалась его заглушить. Существовала по меньшей мере сотня причин, по которым она не хотела выходить за него или по которым ей не следовало этого делать, и лишь одна, позволяющая все-таки допустить мысль о браке, но как раз она-то и должна была бы остаться неизвестной, по крайней мере до свадьбы.
Алин бранила себя за то, что слишком часто думала о графе, даже тогда, когда Василия не было поблизости. Но, когда он оказывался рядом, или просто смотрел на Александру, девушка так живо вспоминала его ласки, что у нее захватывало дух. И ночью, когда уже ничто не отвлекало ее от этих мыслей, девушка не могла им противостоять – и воспоминания осаждали ее. Уныние и страх усугублялись предчувствием, что, если она все же будет вынуждена
Она могла сколько угодно твердить себе, что этого не случится, но в глубине души сама не верила, что не поддастся искушению, ибо один раз это уже случилось. Итак, это было вполне возможно, а ее собственное нежелание в последнее время перестало служить для Алин серьезным утешением.
Ведь она и в Кардинию не хотела ехать, а вот оказалась здесь и скоро должна выйти замуж. Когда произойдет это событие – ее свадьба? Через несколько дней? Через неделю? Неважно. Какую бы отговорку она ни придумала – все равно, отсрочка продлится недолго.
Впрочем, одна из этих отговорок прямо напрашивалась, потому что Алин так волновалась, что ее начало слегка подташнивать. Или это просто излишняя нервозность перед встречей С матерью Василия? Если эта дама кинется к ней с распростертыми объятиями, ее может вырвать прямо на графиню.
Александра содрогнулась, представив это Зрелище, и решила, что с помощью небольшого трюка Их встречу можно хоть чуть-чуть отсрочить. Она повернула Гордость Султана и оказалась рядом с Василием, ехавшим на своем чалом.
– Вы с матерью живете вместе, Петровский? Он удивился, но изумление было фальшивым. Алин поняла это сразу.
– Ты снова со мной разговариваешь? Она не отказала себе в удовольствии ему подыграть:
– А ты и вправду заметил, что я не разговариваю с тобой?
Василий вздохнул и тотчас же сдался:
– Предпочел бы не заметить, что ты снова заговорила.
– Так как насчет моего вопроса?
– Нет, я живу один.
– Вот и покажи, где ты живешь. На этот раз он удивился искренне:
– Сейчас?
– Конечно, сейчас.
Василий подумал о Фатиме, о той бурной радости, с которой она всегда встречала его даже после самых кратких отлучек, и покачал головой:
– Это жилище холостяка. Вот поженимся, тогда и покажу.
Отрицательный ответ только подстегнул решимость Александры:
– Если бы ты был умнее, то не женился бы на мне. Покажи мне свой дом или я разобью лагерь Прямо на улице.
– Тогда тебя арестуют.
– В самом деле? – с интересом спросила она. – Ты полагаешь, что я не предпочла бы тюремную камеру?..
Василий начал злиться:
– А как насчет камеры в донжоне [2] ? Я могу это устроить.
К слову сказать, в Кардинии не было ни одного донжона, но в эту минуту Василий всерьез подумывал, не построить ли его специально для Алин. Его уклончивость вызвала у девушки определенные подозрения, особенно учитывая то, что ее просьба была самой простой.
– У тебя дома есть что-то, чего мне не полагается видеть?
– Просто сегодня у меня много дел, и в их число не входит экскурсия…
2
Донжон – башня феодального замка, служившая при нападении неприятеля местом последней защиты и убежища