Будь моей
Шрифт:
"Как бы не так», – подумал про себя Василий.
Ему удалось застать графиню до ее отъезда на прием, и он рассчитывал поскорее покончить с делами и провести остаток ночи по своему вкусу. Василий надеялся, что общество, к которому собиралась присоединиться мать, достаточно представительное, чтобы решиться на опоздание, а это давало основание полагать, что их беседа не затянется. Впрочем, ее пышное платье и несметное количество драгоценностей, которыми она себя украсила, еще не свидетельствовали о важности предстоящего вечера, ибо графиня никогда не появлялась
Мария Петровская была красивой пожилой женщиной, ставшей с годами, пожалуй, еще очаровательнее, чем в молодости. Ее выдающийся подбородок и патрицианский нос, лишенные всяких признаков женственности, придавали ей сходство с братом Шандором, покойным Королем, а фигура ее и в юности была крепко сбитой и плотной, но теперь, принимая во внимание ее возраст, это можно было бы любезно назвать приметой зрелости.
Сын всегда служил для нее одновременно источником изумления и неистовой гордости. Внешностью, правда, он пошел в отца, а от матери унаследовал лишь свои замечательные глаза Барони, глаза столь светлого коричневого оттенка, что, когда он волновался, они казались золотыми.
У молодого короля, кстати, были такие же глаза, но у того в сочетании с черными как вороново крыло волосами и смуглой кожей они выглядели довольно жутковато, а при золотистых волосах и бледной коже Василия лишь служили прекрасным дополнением к его тонким чертам и изящной фигуре, делая их владельца еще красивее.
– У тебя недостойный вид, – первое, что сказала мать Василию, едва увидев сына.
Он не дал себе труда зайти домой и переодеться, и, естественно, одежда его была слегка помята, а волосы всклокочены многочисленными руками, жаждавшими этим вечером ощутить их шелковистость. Правда, Василий в любой одежде имел слегка плутоватый вид, но женщины считали, что это невероятно эротично.
Услышав замечание матери, он немного занервничал: она улыбается – значит, что-то тут наверняка не так!
Его глаза сузились, и он подозрительно поинтересовался:
– А у тебя чересчур злорадный! С чего бы это, мама.
Она рассмеялась:
– Честное слово, ты несносен! Разумеется, я никогда не стала бы злорадствовать. – И добавила с улыбкой:
– Может быть, нальешь нам по бокалу вина.
Решив до поры до времени подыгрывать ей, Василий улыбнулся в ответ:
– Великолепная мысль. – И направился к буфету, где держали разнообразные напитки для гостей, по пути пробормотав; – Судя по всему, мне это пригодится.
Он потянулся было к графину с вином, но мать остановила его:
– Пожалуй, я тоже выпью немного твоей великолепной водки.
Василий замер с протянутой рукой и нахмурился:
– Ты ведь не любишь водку.
– Верно, – пожала плечами Мария. – Но мне кажется, сегодня это уместно.
Она снова улыбнулась и опустилась на диван. Василий налил ей небольшую стопочку и вернулся к буфету за бутылкой, после чего уселся на стул напротив матери. Дважды он наполнял свой стакан, прежде чем почувствовал себя достаточно уверенным, чтобы сказать:
– Ну
– В ближайшую неделю ты должен будешь поехать в Россию.
– И от этого ты в таком восторге? Она кивнула, и улыбка ее стала еще шире и ослепительнее:
– Именно так, потому что там тебе предстоит познакомиться со своей невестой и привезти ее сюда.
Единственное, что пришло в голову Василию, так это сказать:
– Я не Штефан, мама. Это он ездил к черту на рога за своей невестой, но у меня, слава Богу, невесты нет.
– Теперь есть.
Вскочив со стула, он навис над Марией словно разъяренный тигр. Впервые в жизни мать до такой степени вывела его из себя. Василий ненавидел любые попытки вмешаться в его собственную жизнь, и мать об этом знала и всегда относилась с уважением к его принципам. Ей разрешалось читать сыну нотации, беспокоиться о нем и волноваться за его судьбу, но такое!..
И неужели она воображает, что это ей сойдет с рук?!
– Не знаю, что ты там задумала, но тебе придется идти на попятный и немедленно! Мне все равно, как ты это сделаешь, ты заварила кашу, ты и расхлебывай, но я больше не хочу слышать об этом ни единого слова!
Невероятно, но графиня по-прежнему улыбалась и, по-видимому, вовсе не собиралась скрывать от сына причину своего хорошего настроения.
– Пару слов тебе все-таки придется услышать, мой золотой…
– Мама… – угрожающим тоном начал он.
– Видишь ли, я ничего не сделала, и мне не придется ничего улаживать.
– Что за чушь! Конечно, ты…
– Нет, не я. Дело в том, что своей невестой, которая тебя ждет не дождется, ты целиком и полностью обязан своему отцу.
Усилием воли Василий ваял себя в руки. Столь неуклюжие шутки были не в характере его матери, и он подумал, что за всем этим наверняка что-то скрывается.
– И как же он сумел организовать мою помолвку? Из могилы?
Она задохнулась от гнева:
– Побойся Бога, Василий!
– Значит, это твоя шутка, – возразил он.
– Жутка? Да ты оскорбляешь меня, считая, что я стала бы шутить подобными вещами…
– Но ведь прошло уже четырнадцать лет…
– Я не хуже тебя знаю, когда умер твой отец. – Ее тон был колючим, она все еще сердилась. – Но, судя по тому, что говорится в полученном мной письме, договор о помолвке был заключен пятнадцать лет назад – видимо, когда твой отец в последний раз ездил в Россию.
– То есть он чуть ли не женил меня и даже не обмолвился об этом ни тебе, ни мне? Что за чушь!
– Не знаю, почему он никогда об этом не упоминал, но, без сомнения, дело обстоит именно так. Может быть, отец считал, что впереди еще достаточно времени. В конце концов ты ведь был еще так молод…
– В то время мне, должно быть, было шестнадцать, и едва ли я лежал в колыбели, – огрызнулся Василий.
Словно не слыша, графиня продолжала:
– Но в следующем году он умер.
Глаза Василия сверкнули. Положение было слишком серьезным, чтобы ограничиться одним возмущением.