Будь моим этой ночью

Смит Кэтрин

— Да, — ответила она.

Он поцеловал ее снова, почти благоговейно, однако с пылом, какого она прежде в нем не замечала. Восторг и предвкушение заставили ее кровь взыграть. На какое-то время, пусть даже всего на одну ночь, она будет держать его в своих объятиях. Она узнает, что значит быть любимой и желанной. Она узнает, что значит стать одним целым с другим человеком.

И она всей душой хотела стать одним целым с Шапелем.

Его язык так и поддразнивал ее, пока его пальцы быстро расправлялись с застежками на спинке ее платья. Мягкий голубой шелк на мгновение осел у нее на плечах, после чего Шапель стянул его вниз по рукам.

Как только платье легло у ног Прю, Шапель приподнял ее и усадил на стоящий поблизости

стол. Сквозь тонкую ткань нижнего белья деревянная поверхность казалась чересчур грубой для ее нежной кожи. В нарушение приличий Прю намеренно не стала надевать панталоны, словно надеясь, что вечер завершится именно таким образом. Кроме того, она выбрала свой самый лучший корсет из розового атласа с кружевными оборками и платье с низкой линией декольте, поддерживавшее грудь и едва скрывавшее соски.

Прю вздрогнула, когда грубоватые, но мягкие на ощупь пальцы Шапеля слегка коснулись чувствительных бугорков над розовым кружевом, а затем забрались глубже под корсет, обхватив одну грудь и высвободив ее из атласной клетки.

От холодного воздуха ее сосок стал упругим, и когда большой палец Шапеля коснулся тугого кончика, Прю ахнула.

Губы Шапеля, оторвавшись от нее на миг, скользнули вниз по ее подбородку, шее и груди. С каждым новым поцелуем возбуждение Прю нарастало. Наконец его влажный, жаркий рот сомкнулся вокруг ее соска, заменив собой пальцы. Прю простонала от удовольствия, прогнувшись в его сторону.

Рука Шапеля между тем проникла под гладкую поверхность корсажа, ухватившись за тонкую ткань сорочки. Он не спеша принялся стягивать с нее нижнее белье, пока оно не собралось в складки вокруг ее бедер. Его ладонь ласкала бедро Прю с внутренней стороны, отчего по ее телу разбегались искорки удовольствия. Страстное томление достигло апогея, когда его пальцы приблизились к той сокровенной части ее существа, которая, охваченная жаром, ждала его прикосновения.

Всю жизнь Прю внушали, что порядочные незамужние женщины не ведут себя подобным образом, что интимная близость вне брака — а иногда и в браке! — являлась грехом. Однако ей почему-то и в голову не приходило, что в том, чем они занимались с Шапелем, было нечто порочное.

Его рука скользнула еще ниже, осторожно раздвинув ей ноги. Ее тело встрепенулось, едва он принялся гладить кудрявую поросль, скрывавшую влажную расщелину.

Прю ахнула, вцепившись в его волосы, пока его рот упивался ее грудью. Один из его пальцев тем временем проник в нее, двигаясь с томительной неспешностью между скользкими складками ее плоти. Дрожь наслаждения пробегала снова и снова по ее телу, превратившись в одну сладкую муку, которая требовала утоления — как бы Прю ни хотелось, чтобы она длилась вечно.

Тут его зубы слегка задели ее грудь, вызвав у Прю невольный возглас. Оторвав голову от ее набухшей, лоснящейся плоти, Шапель опустил на нее взгляд. Его безжалостные пальцы все еще поглаживали ее лоно, яркий блеск в его золотистых глазах заставил сердце Прю заколотиться от волнения. О Боже, какую бурю чувств он у нее вызывал!

— Ты хочешь большего? — Голос его был низким и хриплым. Прю только кивнула, не в состоянии выговорить ни слова.

Не сводя с нее взгляда, Шапель принялся расстегивать пуговицы жилета и затем не глядя отшвырнул его. За жилетом последовала рубашка. С пересохшими губами Прю жадно следила за тем, как в тусклом свете ее взору предстали тугие смуглые мускулы на груди и животе. Он был золотоволосым и прекрасным, как греческий бог. Скульптурные формы, рыжеватые волосы, сбегавшие вниз по его груди и исчезавшие за поясом брюк… На теле Шапеля не осталось ни малейших следов недавних ран. Ничто не омрачало его совершенной красоты, если не считать небольшого шрама на предплечье в форме креста.

— Ты получил этот шрам, еще будучи смертным?

— Церковь поставила на каждом из нас клеймо, когда мы отдались

в ее руки.

Клеймо? Прю уставилась на него округлившимися от ужаса глазами, едва сдерживая слезы.

— Мне так жаль.

Его глубокий, проникновенный взгляд заметно смягчился, словно ее слова глубоко его тронули.

— Я не человек, Прю. С точки зрения церкви, да и всего остального мира, я — мерзость. И ты по-прежнему хочешь видеть меня своим любовником?

Протянув руку, она откинула с его лица шелковистые пряди.

— Да, я хочу видеть именно тебя своим любовником. Меня не заботит, что думают другие. Для меня ты — чудо.

Он стоял между ее разведенными ногами — так близко, что она могла почувствовать исходивший от него жар.

— Я не хочу причинять тебе боль.

Прю улыбнулась. До чего же милым оказался этот человек, который, как она сама видела, мог убить врага голыми руками.

— Так не делай этого.

Шапель снова поцеловал ее, завладев ее губами с какой-то томительной нежностью. Однако почти тут же отстранился, на мгновение озадачив Прю своим пристальным взглядом, после чего опустился перед нею на колени, оказавшись в том положении, которое смущало ее больше всего.

— Что ты делаешь? — Сердце Прю забилось чаще, когда он, обхватив ее за бедра, притянул поближе к краю стола.

— Я хочу попробовать тебя на вкус, — ответил он, не сводя с нее золотистых глаз, — а заодно и доставить тебе удовольствие.

И как он собирался это сделать в таком… ох! Прю откинулась на локти, между тем как его язык исследовал глубины ее лона таким же образом, что и чуть раньше его пальцы. Горячий, влажный и твердый, он был подобен грубому шелку на ее чувствительной коже. Подбородок Шапеля был прижат к внутренней поверхности ее бедра, а руки развели ее ноги в стороны, словно он сообразил, что может невзначай ее оцарапать. Пока он держал ее в этой позе, Прю оставалась совершенно беззащитной перед чувственной атакой его рта, который мало-помалу доводил ее до состояния полной, самозабвенной покорности. Пальцы Прю запутались в густых кудрях Шапеля, бедра колыхались под нажимом его рта и языка. Она невольно вскрикнула, когда он отыскал самую тугую, самую чувствительную ее часть и принялся безжалостно проводить по ней языком. Напряжение нарастало по мере того, как бедра Прю то вздымались вверх, то снова опускались. Колени ее приподнялись, чтобы дать ему лучший доступ, и она буквально впилась каблучками в крышку стола, подавшись к Шапелю всем существом. Еще одно движение языка — и волна блаженства накрыла Прю с головой, заставив ее самозабвенно простонать.

Шапель оторвал от нее губы, но она этого даже не заметила — столь сильной была дрожь, до сих пор пробегавшая по ее телу. Затем он встал между ее разведенными в сторону ногами. Она молча наблюдала за тем, как он расстегнул брюки, и те с тихим шелестом упали к его ногам.

Нижняя часть его тела оказалась такой же загорелой, как и верхняя, и тоже была покрыта темно-золотистым пушком. Между его ног, среди густой коричневой поросли, виднелся пенис, вид которого одновременно и пугал, и волновал ее. Совсем скоро Шапель собирался наполнить ее собой. Она видела, как он подвел кончик фаллоса к отверстию ее тела, поглаживая его и затем осторожно ввел в скользкую расщелину. В глубине ее снова вспыхнуло уже знакомое пламя.

— Ты хочешь меня, Прю?

Подняв голову, она заглянула ему прямо в глаза.

— Да, я хочу тебя. Целиком.

Прю ахнула, чувствуя, как он постепенно проникает в нее. Он придерживал ее лодыжки руками, так что ее каблуки оставались прижатыми к столу, а колени — широко разведенными. Слабое ощущение нажима — и вот он уже был полностью внутри ее.

Слишком большой. И чужой. Не совсем то, на что она надеялась. Не так плохо, как, если верить слухам, обычно бывало в первый раз, но едва ли сравнимо с теми ощущениями, которые он вызывал в ней раньше.