Будь моим этой ночью
Шрифт:
— Возможно, — жестко произнесла Кэролайн. — Но это не должно нам нравиться.
Прю усмехнулась — резко и с горечью:
— Поверь мне, Каро, мне это нравится меньше всех.
Шапель чувствовал себя после ванны свежим, бодрым и полным предвкушения, когда крупными шагами переступил порог библиотеки, надеясь застать там Прю. Он только что получил послание от Молино. Священник сообщал, что благодаря нескольким нужным связям ему и Маркусу удалось напасть на след ордена Серебряной Ладони. Молино также надеялся привлечь к их поискам Бишопа.
Получив эти новости, которые не только принесли ему удовлетворение, но и сняли немалую долю бремени с его плеч, Шапель подошел к любимой женщине, которая уже поджидала его, расположившись на софе.
— Чем бы ты хотела заняться сегодня вечером?
Впервые за очень долгое время Шапелю хотелось быть среди людей. Когда Прю находилась рядом, он не боялся толпы. Когда кровь Прю текла в его жилах, он не чувствовал, что задыхается от окружавших его запахов жизни, надежды и страха.
Указав Шапелю место на подушке рядом с собой, Прю подняла на него глаза. Она выглядела уставшей, на тонкой коже под глазами проступали темные круги.
— Полагаю, сегодня нам лучше просто остаться дома.
Даже если бы она не выглядела такой хрупкой и утомленной, Шапель бы сразу догадался о состоянии ее здоровья по ее тихому голосу. Обычно Прю никогда не выражала желания «просто остаться дома». Напротив, при любой возможности она рвалась наружу, стремясь сделать и увидеть как можно больше. Ей нравилось наслаждаться жизнью во всей ее полноте, вызывая у него желание все время быть рядом с ней. Сердце и легкие Шапеля функционировали не так, как у обычных людей, но их реакция оказалась весьма схожей. Сознание того, что Прю была смертельно больна и, по всей вероятности, доживала свои последние дни, заставило грудь Шапеля болезненно сжаться, а сердце замереть. Шапелю показалось, что и ему самому осталось жить на этой земле совсем недолго. Если бы имелась хотя бы малейшая возможность, что в посмертном существовании они окажутся в одном и том же месте, он бы не колеблясь умер вместе с Прю.
Усевшись рядом с Прю, он взял ее стройную руку в свою. Пальцы у нее были холодными, и это немало его испугало.
— У тебя сегодня опять был приступ?
Как он сожалел сейчас, что не мог наблюдать за ней дни и ночи напролет!
Прю покачала головой. Темно-рыжие пряди вились локонами вокруг ее щек.
— Нет, просто я немного устала. Думаю, за последние недели я слишком переволновалась. Я к этому не привыкла.
Так ли это, или же тут крылось нечто большее? Шапель не почувствовал лжи в голосе Прю, но и совершенно правдивым его тоже нельзя было назвать. Ее запах также не выдавал ничего необычного.
— Ты уверена, что это все?
Ее пальцы сомкнулись вокруг его.
— Со мной все в порядке, Шапель. Честное слово.
Шапель предпочел ей поверить.
Он окинул взглядом полки в поисках книги, которая могла бы понравиться Прю. Его острый взгляд безошибочно различал названия даже с того места, где они сидели.
— Хочешь, я тебе почитаю?
Прю положила
— Расскажи мне о своей жизни, — потребовала Прю, прикрыв глаза. — Это гораздо интереснее, чем любая книга.
Свободной рукой Шапель принялся вынимать шпильки из тугого пучка темно-рыжих волос. Ему нравилось любоваться ее распущенными волосами, когда они ниспадали на лицо и плечи. Их оттенок был таким ярким, таким живым — словно драгоценный шелк или тлеющие угольки.
— Я уже успел поведать тебе большую ее часть, — произнес он, вынимая очередную шпильку из пучка.
Прю улыбнулась, все еще держа глаза закрытыми.
— Пожалуй, маловато для шестисот лет.
Шапель тоже улыбнулся, хотя Прю и не могла этого видеть.
— Пожалуй. Поверишь ли ты, если я скажу, что тут особо нечего рассказывать?
— Да.
В ответ на ее дерзкое замечание у него вырвался смешок:
— Вот плутовка. И что же еще тебе угодно знать?
— Ты был близок со своими родными?
— Да, очень. — Он и сейчас хорошо помнил их лица, хотя с тех пор прошли века.
Тут глаза Прю открылись, и Шапель заметил в них печаль.
— Наверное, тебе было больно видеть, как они страдают и умирают.
— Да. — Он не собирался ей лгать. — Но тем более удивительно было наблюдать, как все новые и новые поколения вступали в жизнь и взрослели за ними следом.
— И тебе становилось от этого легче?
— В то время — нет, однако с годами боль ослабевает. Сейчас я вспоминаю о них только с нежностью.
— Но ты сам мне говорил, что видеть, как твои близкие уходят из жизни, было для тебя одним из самых тяжких испытаний.
— Да, верно. Эта боль предназначена для нас, Прю, а не для тех, кто уже покинул этот мир. Она должна ослабнуть со временем, иначе может довести до безумия.
Похоже, его ответ на какое-то время принес покой в ее душу. Прю умолкла, размышляя над его словами. Возможно, не стоило быть с ней столь откровенным, ведь это могло сделать мысль о превращении в вампира еще более привлекательной в ее глазах. Прю не понимала всех последствий подобного шага. Все, что она видела, — это возможность избежать смерти. Впрочем, разве не о том же думал сам Шапель, когда впервые обнаружил Чашу Крови?
— Ты боишься смерти?
Либо она умела читать мысли, либо их в ту минуту занимало одно и то же.
— Иногда, — признался он. — В то утро, когда я принес тебя из погреба, меня мучил страх, что я могу умереть прежде, чем представится случай увидеть тебя снова.
Его слова вызвали слабую улыбку на нежных губах Прю:
— Я тоже боялась, что умру прежде, чем снова увижу тебя. Я не боюсь умирать. Просто не хочется, чтобы это случилось так скоро.
Шапель не мог ничего придумать, чтобы утешить ее. Вместо этого он вынул последнюю шпильку из ее волос и провел пальцами по густым прядям, расплетая их до тех пор, пока кудри не рассыпались по его бедрам, ниспадая на софу.