Будь здоров
Шрифт:
Все эти мысли и чувства находились далеко на заднем плане. Всё моё внимание было приковано мощными цепями жадного интереса к щебетанию моей любимой. Она рассказывала о дочке. Я конечно же при каждой связи видел ребёнка, но чаще всего спящим, поэтому все эти милые подробности: как Таллианочка крепко ухватила за палец и не отпускала, как она с упоением сосёт грудь и какое это счастье — самой кормить, какие у неё смышленые глазки и пухлые щечки… Я слушал жену и не мог наслушаться. Ласковое мурлыкание домашней кошечки иногда сменялось грозным рыком тигрицы, защищающей своих детёнышей, когда в рассказе встречались эпизоды с не совсем правильными,
— …представляешь, и эта дура подсовывает моей девочке бутылочку с горячей водой! Она же весь ротик ей ошпарить могла!
— Ну наверное, не такой уж горячей…
— Горячей! Она ещё пыталась вякнуть, что вода была нормальной температуры!
— Теперь эта девушка небось лечится от заикания?
— Ну-у… почти.
Так за разговором мы переступили порог больницы. К нам подбежала младшая помощница с испуганными глазами и попросила поспешить в кабинет госпожи Торсилезы. Та, дескать, в шоке, а персонал в растерянности. Со всей возможной скоростью я ринулся на помощь, теряясь в догадках, что же могло произойти. Свента инстинктивно ухватилась за рукоять кинжала, который снова нацепила на себя после завтрака, и бросилась следом за мной.
Торсилеза сидела за своим столом и неподвижным взглядом созерцала входную дверь. Моего появления она будто и не заметила. Я подошёл к столу и помахал рукой перед её лицом.
— Что случилось? — крикнул ей в ухо.
Она отмерла, затрясла головой, взгляд стал осмысленный.
— Господин Филлиниан, здесь только что побывал господин Боантир… он умолял срочно подготовить ему документы на пожертвование в пользу нашей больницы пятисот корон! Этого не может быть, понимаете?! Боантир умрёт, но не расстанется с такими деньгами, да ещё добровольно! Я не понимаю, что происходит. Может, город наш всем миром решил сойти с ума?
— Ну что вы, госпожа Торсилеза, никто с ума не сходил. Просто этот господин в приступе искреннего раскаяния, терзаясь муками совести из-за своего неправильного поведения, имевшего место быть совсем недавно в вашем кабинете, захотел таким образом загладить свою вину…
— Я знаю Боантира много лет… его весь город знает… он и умирающему сыну бесплатно стакан воды не подаст!
— Просто я его сразил своими аргументами, а он признал мои доводы основательными для принятия именно такого решения. Кстати, куда он убежал, не знаете?
— Сказал, что в банк: немедленно перечислить сумму и уехать куда-нибудь… Так он бормотал, когда убегал от меня с документами.
— Ну пусть себе едет… желательно туда, где нет людей. Госпожа Торсилеза, позвольте представить вам мою жену Свентаниану деи Брасеро. Свента — это исполняющая обязанности заведующей больницей госпожа Торсилеза.
Женщина к тому моменту успела встать из-за стола — обе тепло улыбнулись друг другу и обменялись реверансами.
— Позвольте оставить вас, поскольку я ещё должен совершить утренний обход.
Этот обход меня порадовал — было всего пять больных, активно идущих на поправку, в том числе и сын Боантира. Мало того, судя по переглядываниям с моей помощницей, его состояние здоровья позволяло ему не только тихо есть кашку и медленно прогуливаться, держась за стеночки, — а лучше за талию хорошенькой девушки, — но и вовсю флиртовать. Раз так — готовим к выписке. Это решение явно не понравилось помощнице. Она вздохнула, но покорно отметила в карте моё распоряжение.
Закончив
Однако добраться до слюноточивой цели мне сегодня было не суждено. В приоткрытую дверь кухни я услышал голоса — помощницы наперебой просвещали повара, рассказывая о нашей встрече с женой и… о том, что этому предшествовало. Я не удержался и остался под дверью послушать занимательную историю.
Оказывается, в больнице под видом элморца Филлиниана работает самый настоящий лоперский или гонмарский принц Алониус, тайно обучающийся на лекаря в столичной академии. Здесь он учится, потому что наша академия — самая лучшая в мире. Во время учёбы он познакомился с девушкой и без памяти влюбился в неё, не зная, что она — дочь могущественного герцога. Та ответила ему взаимностью, и два любящих сердца тайно (опять тайно! — отметил я) воссоединились пред алтарем богини жизни.
Этим летом Алониус уехал на каникулы домой навестить своих родных и, возвращаясь обратно в Элморию, подвергся нападению отряда мятежников. На помощь ему пришёл героический, верный королю граф, который ехал с дочерью отдыхать в свой горный замок. После страшного боя, где принц в одиночку поубивал то ли двадцать, то ли тридцать (а некоторые говорят — целую сотню) врагов, граф, истекая кровью, из последних сил попросил спасти его единственную дочь и тут же умер у него на руках. Спасти его даже такому искусному лекарю, как Алониус, было не под силу.
Вместе с графиней в живых остались только мальчишка-слуга и служанка. Долго они шли, преодолевая суровые горы. Не раз на них нападали дикие звери; лавины и камнепады подстерегали за каждым поворотом узенькой горной тропки, стремясь увлечь в бездонные пропасти; мороз и снег пытались лишить их последних остатков тепла, но герои упорно продвигались вперёд. Алониус шёл с именем любимой на устах — она, как путеводная звезда, вела маленький отряд и грела его душу. Частичками этого тепла он щедро делился со спутниками — так они и смогли перейти через жестокие горы.
Потом их встретил отряд офицера — того самого красавчика из четвёртой палаты. Он сам всё подробно рассказал. Когда егеря от всей души бросились им помогать, выяснилось, что служанка графини — шпионка. Увидев командира, она тут же поняла, что будет немедленно разоблачена, — магическим ударом сбросила воинов с лошадей и скрылась в горах. Офицер, помня о долге, приказал своим людям сопроводить принца и графиню в город, а сам бросился в погоню. Несколько дней герой без устали преследовал беглянку в горах. Без воды, без еды, без тепла. Но наконец настиг, загнав на вершину горы. Как настоящий благородный мужчина, он не мог поднять руку на женщину, чем та и воспользовалась, сбросив его со скалы.