Будет скафандр – будут и путешествия
Шрифт:
И тут что-то сильно ударило меня в спину, прямо между баллонами.
Проснулся я на голом полу, надо мной нависал потолок. За несколько минут я вспомнил все, что произошло, и ничего не понял – больно уж все глупо. Я вышел прогуляться в Оскаре, потом приземлился космический корабль, потом пучеглазое…
Я рывком сел, поняв вдруг, что Оскара на мне больше нет.
– Эй, ты, привет, – сказал радостный, бодрый голосок.
Я обернулся. На полу, опершись о стену, сидел малец лет десяти. Он… тут я поправил себя. Мальчишка вряд
– Здорово сама, – ответил я. – Что ты здесь делаешь?
– Пытаюсь выжить. А ты?
– То есть?
– Пытаюсь выжить, говорю. Дышу и выдыхаю. Силы берегу. Все равно сейчас ничего другого не придумаешь, они же нас заперли.
Я огляделся. Комната футов десять в поперечнике, о четырех стенах, но клинообразной формы, и совсем пустая, если не считать нас. Двери не видно.
– А кто запер-то?
– Они. Космические пираты. И он.
– Космические пираты? Не дури!
Она пожала плечами.
– Это я их так называю. Но если хочешь выжить, не держи их за дураков. Ты – «Майский жук». Это ты вызывал меня по радио? Я – «Крошка».
Спокойно, Кип, старик, спокойно, дружище, сказал я себе. Медленно топай в ближайшую больницу и сдавайся. Если радиоэхо, которое ты смастерил своими руками, вдруг превращается в тощую десятилетнюю девчонку с тряпичной куклой в руках, то, значит, у тебя заехали шарики за ролики. И стало быть, суждены тебе транквилизаторы, мокрые смирительные рубашки и полный покой – у тебя полетели все предохранители.
– Ты – «Крошка»?
– Это мое прозвище, но я к нему отношусь спокойно. Видишь ли, я услышала, как ты вызываешь «Крошку» и решила, что папа узнал, в какую я влипла историю и поднял тревогу, чтобы мне помочь. Но если ты не «Майский жук», то ты этого не знаешь. Кто ты?
– Ну да, «Майский жук» – это мой позывной. А зовут меня Клиффорд Рассел по прозвищу Кип.
– Здравствуй, Кип, – сказала она вежливо.
– И тебе здорово, Крошка. Кстати, мальчик ты или девочка?
Крошку аж передернуло от возмущения.
– Ты еще пожалеешь о своих словах! Я вполне отдаю себе отчет в том, что для своих лет я не вышла ростом, но мне уже одиннадцать, идет двенадцатый. И нечего грубить. Лет через пять я стану такой красивой, что ты будешь меня умолять танцевать с тобой.
В настоящий момент я, пожалуй, предпочел бы пригласить на танец кухонную табуретку, но голова у меня была занята совсем другим, и я не хотел ввязываться в бесплодный спор.
– Извини, Крошка. Я просто не пришел еще в себя. Так ты, значит, была в том, первом корабле?
Она опять вспыхнула:
– Была! Я его пилотировала!
Успокоительное каждый вечер и продолжительный курс психоанализа. В мои-то годы!
– Пилотировала?! Ты?!
– А то кто же, по-твоему?
4
Маленький легкий самолет.
– С кем, с кем?
– А ты и не знаешь? О, бог ты мой!
– Погоди-ка, Крошка. Давай настроимся на одну волну. Я – действительно «Майский жук», это верно, и я давал тебе пеленг, и если ты думаешь, что услышать голос из ниоткуда, требующий инструкций для вынужденной посадки, такое уж обыденное дело, то тебе тоже следует над этим подумать еще раз. Вдруг откуда ни возьмись, на моих глазах приземляется корабль, а за ним еще один, потом в первом открывается люк, и из него выпрыгивает человек в скафандре.
– Это я.
– …и вслед за ним кто-то еще…
– А это Материня.
– Но ей не удалось уйти далеко. Она вскрикнула и упала. Я побежал посмотреть, что случилось, и в этот момент меня что-то ударило. А потом я очнулся и услышал, как ты со мной поздоровалась.
Интересно, стоит ли говорить ей, что все остальное, включая ее самое, не что иное, как бред, вызванный изрядной дозой морфия, поскольку, по всей вероятности, я просто лежу в больнице с переломанной спиной.
Крошка задумчиво кивнула.
– Тебе, наверное, вкатили на малую мощность, а то тебя сейчас вообще бы не было. Что ж, раз они поймали нас с тобой, то почти наверняка поймали и ее. Надеюсь, они ее не ранили!
– Но вид у нее был такой, вроде она умирает.
– «Как будто» она умирает, – поправила меня Крошка. – Сослагательное наклонение. Но я не думаю, что ты прав, убить ее не так-то просто, да они и не посмели бы, только в крайнем случае, чтобы не дать ей сбежать. Она нужна им живой.
– Почему? И почему ты зовешь ее «Материней»?
– Не все сразу, Кип. Я зову ее Материней, потому что… ну, потому что это то, что она есть. Сам поймешь, когда ее увидишь. Убивать же ее им нет смысла, потому что заложником она им нужнее, чем трупом. По той же самой причине они не убили и меня. Хотя она, разумеется, куда как им нужнее, чем я – меня они спишут, не моргнув глазом, если я начну создавать для них проблемы, и тебя тоже. Но коль скоро она была жива, когда ты ее видел, то можно допустить, что она снова попала в плен, весьма вероятно, что ее держат по соседству с нами. От одной мысли об этом у меня сразу поднялось настроение.