Будет только хуже

Климов Виктор

— Что? — сощурился Гареев, но его лицо тут же стало менять выражение, а глаза наполняться пониманием того, о чём говорил Влад. Он как будто о чём-то догадался. — Неужели и здесь без Комитета не обошлось? Не обошлось ведь, Влад, так?

Но Влад только щёлкнул предохранителем на пистолете.

— Влад, не верь им! Не верь капитану! Не верь этой шл@хе! Они тебя обманут! Комитет с тобой поступит так же как со мной. И как со многими другими! Ты же их совсем не знаешь! Комитет всегда лжёт! — умирать майор точно не хотел. По крайней мере, не так и не

здесь.

«Какой же ты настоящий, а, майор?» — подумал Влад, но мысль потерялась в тумане охватившей его холодной злости.

Гареев, тем временем, не оставлял попыток повлиять не решение своего вопроса и склонить часу весов в свою пользу.

— Слушай, Влад, если здесь замешан Комитет, то, кажется, я понял, чего боится другая сторона! Но ты, ведь, и сам уже знаешь, так? Влад, я…

Майор не успел договорить. Раздался выстрел. Привязанный к стулу он дёрнулся, и, потеряв равновесие, рухнул на пол.

В воздухе повис кислый запах пороха и звенящая тишина. Влад поставил пистолет на предохранитель и убрал его обратно в кобуру. За спиной шмыгнул носом пограничник.

В комнату вошла Аня. Она ничего не сказала. С грустью в глазах взглянула на происходящее, развернулась и вышла обратно. За ней последовал озадаченный пёс.

Не время быть человечным, Аня. Не сейчас. Влад уже однажды преодолел основополагающее табу. Сначала случайно, защищая свою жизнь в схватке один на один. А потом совершенно осознанно, когда мысли о мести ослепили его.

С другой стороны, что значит быть человечным? Под человечностью почему-то принято понимать всё самое доброе и светлое: щедрость, любовь, заботливость…

Но все забывают, что злоба, убийство и война сопутствуют человеку всю его историю с того самого момента, как он осознал себя человеком. Когда поднял и заточил первую палку, а потом обжёг её на огне, сделав прочной. Когда впервые ударил камнем по голове представителя другого племени з-за того, что те пришли на их землю и стали пить из их речки.

Человечность, мля…

Позади с ноги на ногу переступил Алексей. Наверное, ему тоже не нравится, как на Влада подействовала война. Но говорить он всё равно ничего не стал, он тоже всё прекрасно понимал.

Может, он и хотел выдать что-то вроде «А когда ты в налоговой работал, ты тоже так допросы проводил?», но предпочёл промолчать. Не до шуток сейчас.

Можно ли было оставить Гареева живым? Да, можно. Можно было бы записать весь разговор и выкинуть его у какого-нибудь блокпоста, или сдать его в местное Управление ФСБ или армейской контрразведке.

Но зачем? Была ненулевая вероятность того, что их бы задержали, и пришлось бы давать объяснения и отвечать на вопросы, а это не только потеря времени, но и риск засветиться перед агентурой врага.

Гареев сказал, что к той группе ликвидации, на которую вышла Джессика, он не имел отношения, но было понятно, что сейчас по стране действует не одна такая ДРГ, их хватает с лихвой. А выдать своё местоположение и превратиться в объект всеобщей охоты, потеряв преимущество скрытности —

непозволительная роскошь.

Взять его с собой тоже так себе вариант. Даже с учётом того, что Гареев уже несколько раз разочаровался в своих нанимателях и поклялся бы в верности Владу на Библии, Коране или Конституции, или на чём там ещё приносят клятву. Нет, предатель, предавший единожды, предаст снова. Постоянно оглядываться, опасаясь, что он выстрелит тебе в спину, просто невозможно.

Да, риск был неоправданно велик. И не важно, какое бы решение было принято.

Влад вдруг с кристальной ясностью осознал, что стал жутко циничным, но что-то внутри него всё ещё продолжало протестовать против такой метаморфозы. Однако это был протест обречённого, от которого уже ничего не зависит, и его мнение в любом случае не будет подлежать учёту.

Убить майора было логичным решением. Но…

— Ср@нь, бл@ть, — Гареев, всё так же привязанный к сломанному стулу, лежал на боку и тихо матерился. У него нервно подёргивалась щека, он открывал и закрывал рот, стараясь привести в порядок ухо, в котором сейчас стоял жуткий звон.

В последний момент Влад отвёл дуло пистолета чуть в сторону.

— Надо уходить, — только и сказал Влад, глядя майору прямо в глаза, но обращаясь к капитану. Он с трудом подавил в себе желание сделать ещё один выстрел, но уже не в сторону, а прямо майору между глаз. Но он хотел по возможности попытаться вытрясти из Гареева столько информации, сколько будет возможно, тем более, что он сказал, что тоже имел дело с Комитетом. Это могло быть полезным, а пристрелить никогда не поздно.

Пограничник подошёл к майору, отвязал его от стула, проверил, насколько крепко связаны руки у него за спиной, и рывком поставил его на ноги. По лицу капитана было не понять, одобряет он решение Влада, или сожалеет. Похоже, всё-таки сожалеет.

Все вместе они вышли коридор. Под ногами скрипели старые половицы.

— Аня, ты где? — позвал Алексей.

— Здесь! — раздался звонкий голос из дальней комнаты.

Мужчины быстро прошли туда, где должна была находиться Аня, капитан вёл Гареева перед собой. Это оказалась небольшая комната метров десяти с отслаивающимися и засаленными обоями, на которых проступали застарелые жирные пятна вокруг выключателя и розеток.

— Ребята, смотрите, что Агат нашёл! — сообщила Аня.

В полу были вскрыты несколько досок, под которыми был оборудован тайник.

— Это как? — пограничник присел на корточки, заглядывая в образовавшуюся дыру, пока Влад держал майора.

— Дала ему просто понюхать гранату и сказала «искать». Исключительно ради любопытства.

Как она может сохранять такое спокойствие, подумал Влад. Или это просто такая психологическая защита? Через плечо капитана он тоже посмотрел вниз.

Под вскрытыми половицами оказался настоящий склад вооружения: гранаты, автоматы, пистолеты, много патронов разного калибра в снаряжённых магазинах и даже два РПГ-18, более известных как «Муха».