Будете должны, миледи
Шрифт:
— Я устрою нам лучший праздник, — Миллс резко вышла из ступора, когда большая рука журналиста накрыла ее ладонь, переложив на свое колено.
— Ты уже обещал…
— Знаю, — он нервно удалил по рулю, быстро вспомнив про спящих детей, — я так хочу удивить тебя, порадовать, а получается… Больно лишь делаю…
— Это был просто идиотский план, чтобы нас провести, — обняв Локсли за талию, Реджина удивилась собственному порыву и улыбнулась. — Я верю тебе.
***
Уже в доме Робин занялся перекладыванием сонных детей и даже собак, пока Миллс, бросив сумку в спальне, отправилась в душ, желая смыть с себя неприятные
— Реджин, — острожный стук в приоткрытую дверь заставил ее вздрогнуть, — все хорошо?
— Все хорошо, — Миллс глотнула прохладного воздуха и слабо кивнула. — Дети спят?
— И дети, и собаки, — улыбнувшись, тому, как этой женщине идет его футболка, Локсли опустил руки на хрупкие плечи, слегка помассировав. — Я…
— Знаешь, подобное было уже в моей жизни… — очередное признание было решено доверить журналисту, отчего женская ладонь протерла запотевшее зеркало, словно желая показать страницу из прошлого.
— Что было? — непонимающе нахмурившись, он развернул коллегу лицом к себе. — Я сделал твое любимое какао с маршмеллоу, идем.
— Я бы предпочла что-то покрепче, — хмыкнув, Реджина переплела свои пальцы с мужскими, потянув обратно на себя.
— Обойдемся сегодня какао, — бросив мокрое полотенце с женских плеч на стиральную машинку, Робин все же утянул свою спутницу в спальню.
Удобно устроившись на кровати и обхватив горячую чашку ладонями, Миллс с улыбкой засмотрелась в окно, за которым летали игривые снежинки, так и норовившие попасть в дом. Невольно вспомнился Сторибрук, когда длинные дорожки и огромный лес покрывались белой скатертью, по которой хотелось бегать и лепить снежные фигуры. Но столь приятные моменты по щелчку сменились на новый кадр, о котором забыть было практически невозможно. Как ни старайся.
Сороковой день со смерти Даниэля ничем не отличался от всех предыдущих. Реджина даже не заметила, что разноцветная листва сменилась толстым слоем снега, на котором оставались следы вечно спешащих прохожих. Несмотря на все недовольства матери, она так и не нашла в себе силы вернуться обратно в Бостон, войти в ту квартиру, где было столько планов, где была жизнь. Больше жизни не было — только мечты, которые никогда не исполняться.
— Ничего не меняется, — Кора уже даже не закатывала глаза, заставая дочь на кровати, смотрящей в одну точку. — Ты пропускаешь учебу, мы не можем с отцом делать тебе вечные справки!
— Если честно мне все равно, — Реджина пожала плечами и закусила губу. — Я что тебе мешаю дома?
— Мы с отцом сегодня приглашены на юбилей к Лукас, а к тебе зайдет Леопольд и оставит кое-какие бумаги.
Леопольд Кинг. Этот овдовевший бизнесмен переехал в Сторибрук около полугода назад и уже почти две недели приходил в дом семейства Миллс и, на удивление, именно в нем юная Реджина нашла отдушину. Мужчина, так искренне рассказывал о потере жены, об осиротевшей дочери, что она могла, наконец, расслышать стук собственного сердца. Оно билось.
За разговорами Реджина не обращала внимания на намеки матери, беспокойный взгляд отца. Так и сегодня, проводив родителей,
— Так рад тебя видеть, — Кинг небрежно бросил папку на зеркало. — Генри или Коры нет дома?
— Они на юбилее у Лукас, вы не приглашены разве? — Миллс удивленно вскинула бровь. — Мама сказала, что…
— Твоя мама умная женщина, — Леопольд ослабил шарф на шее, вжав девушку в стену. — Мы так похожи… — неприятный запах ударил в нос, отчего она отвернула голову, не в силах вырваться. — Познакомимся ближе… Я не прочь даже жениться… Ты мила, моя девочка…
— Пустите! — это была не просьба, а скорее истеричный вопль, когда мужская рука скользнула по бедру, обведя контур белья. — Не сопротивляйся, Кора сказала, что ты хорошая девочка…
Устав вырываться, плакать и практически смирившись и выбрав будущий способ, которым закончит свою никчемную жизнь, Реджина вдруг услышала хлопок двери, а затем заметила обезумевшие глаза отца. Последнее, что она помнила, так это несколько ударов и крепкие, надежные объятия папы. Кора появилась вскоре, придя в бешенство от несговорчивости дочери и глупости мужа. В памяти Реджины Генри тогда впервые повысил голос на жену, а уже утром сам отвез дочь в Бостон, сняв новую квартиру.
— Знаешь, судьба постоянно подкидывает мне испытания. И в чем я так провинилась? — сделав глоток теплого какао, Миллс заметила, что журналист бездумно гладит ее ладонь, смотря в одну точку. — Робин!
— Говорят, что путь к счастью тернист и долог, — вздохнув, он отставил уже пустые чашки на тумбочку, притянув коллегу к себе.
— Судя по моему пути, я уже должна быть самым счастливым человеком на свете, — хмыкнув, Реджина подняла голову, оставив быстрый поцелуй в мужской подбородок. — А я как видишь аутсайдер, так в твоем глупом футболе говорят? — смешок получился слишком нервным.
— Никогда так не говори, — замотав головой, журналист легким движением стер маленькую слезинку, что предательски заблестела в уголке женского глаза и желала остаться незамеченной. — Хочешь, я научу тебя играть в свой глупый футбол? — от мягкого поцелуя в нос, Миллс даже зажмурилась.
— О, нет! — звонко рассмеявшись, она выставила руки вперед. — Извини, это не предел моих мечтаний. Знаешь… — тихая пауза, — я впервые кому-то рассказала обо всем и… Мне стало легче… Спасибо…
— Давай-ка спать, — уложив их на бок, Робин накинул сверху одеяло. — Завтра нам думать, где взять или украсть индейку, — они оба тихо хихикнули, пока мужские пальцы вырисовывала успокаивающие круги на женском животе.
— Я не пойду вызволять тебя из тюрьмы, если ты украдешь птичку, — поерзав в объятиях, она переплела их пальцы и рассмеялась.
— Куда ты денешься! — прищурившись, он покачал головой. — Околдовала меня, теперь неси ответственность.
— И куда делась твоя романтичность? — щелкнув журналиста по носу, Миллс закатила глаза. — Ты меня покорил ей!
— Знаешь, чем я тебя покорил? — облизнувшись, Локсли столкнул их лбами. — Я тебя покорил своей наглостью и безумным обаянием.
— Скромности тебя не занимать, конечно, — хмыкнув, она взъерошила светлые волосы и улыбнулась, закусив краешек губы. — Ты покорил меня тем, что я смогла поверить, пусть ты и конкретно косячил!