Будни детектива Нахрапова
Шрифт:
В большинстве репрессивных операций в рамках «ликвидации шпионов и диверсантов», «ликвидации преступных элементов», «депортации семей врагов народа» и т. д. шансы рядовых обывателей увидеть у своего порога черный воронок часто зависели от случая и от плана по арестам, который спускали по разнарядке. Некоторым не везло лишь потому, что они жили в «неудачном месте» – живущих в приграничной полосе арестовывали гораздо чаще. Многое зависело и от подробностей биографии. Есть ли родственники за границей? Были ли среди предков иностранцы? Пускай они поселились в стране еще в допетровские времена… Опасно было и случайно оказаться однофамильцами намеченных к аресту. А если выполнить квоту все же
Запрограммированный сверху, произвольно выбирающий категории политических врагов, террор самой своей природой порождал подобные «перегибы». Теперь же Фролов с сожалением вспоминал о своей власти и всесилии…»
Дверь в офисе отворилась, и на пороге возник Бобров.
– Всем привет! – не слишком радостно произнёс он.
– Привет, – поздоровались Римма и Нахрапов. – Как там Надежда?
– Плохо. У нее жар, – ответил Бобров. – «Скорая» ночью приезжала, утром приходил участковый, но ничего не установили. А человек на глазах тает.
– Чем мы можем помочь? – поинтересовался частный детектив.
– Не знаю. И родители ее не знают… Будем ждать улучшения, а там… – Бобров неопределённо махнул рукой.
– Может, к бабке её свозить? – спросила Римма Эдуардовна.
Частный детектив и его помощник переглянулись между собой и в один голос воскликнули:
– Нет, только не к бабке! – не сговариваясь, хором воскликнули сыщики.
– А почему? – наивно спросила женщина. – Если уж в этом доме происходит что-то непонятное, а врачи ничего не понимают, может быть, знахарке будет проще определить, от чего Наде плохо?
– Долго объяснять, – за двоих ответил Нахрапов, – но мы по себе знаем, что с бабками лучше не связываться!
– А, тот случай? – припомнила Римма рассказ Нахрапова о его недавнем расследовании. – Тогда женщина обратилась к гадалке, пытаясь узнать своё будущее, а потом трагически погибла.
– Да, – подтвердил Нахрапов. – Надеюсь, медики все-таки разберутся, что к чему.
– Хотелось бы! – искренне ответила Римма.
– А что это вы тут изучаете? – поинтересовался Бобров.
– Ты послушай, это касается истории дома, – посоветовала женщина и попросила Нахрапова дочитать статью.
«– Так что, Фролов, будем давать показания? – ещё раз переспросил Косицын.
– Будем, – обессиленный Фролов с мольбой посмотрел на следователя.
– Дайте правдивые показания в отношении вашего социального происхождения, социального положения и имущественного положения до 1917 и после.
– Я, Фролов Михаил Юрьевич, происхожу из семьи торговца. Примерно до 1904 года отец мой имел в Москве на Золоторожской улице железную лавку, в которой, как мне известно с его слов, торговлю производил сам лично. После 1904 года отец торговать перестал, т. к. его торговлю заглушили крупные купцы, с которыми он конкурировать не мог. Он вернулся в деревню Коломна, где у его отца, моего деда, имелось хозяйство: 6 десятин арендованной земли, 2 гектара арендованных лугов, косилка и другой сельскохозяйственный инвентарь. В хозяйстве был один постоянный наемный работник, он жил с нами много лет до 1916 года. После 1917 года имущественное положение отца осталось то же самое за исключением лошадей и рабочей силы. С отцом я жил вместе до 1917 года, затем ушёл воевать. А дальше я уже рассказывал.
– Виновным себя признаёте? – для проформы спросил Косицын.
Фролов хотел поинтересоваться, в чём
– Виновным себя признаю.
– Давно бы так, а то только время теряем!
Неторопливо погасив в пепельнице окурок, Косицын зачитал обвинительное заключение:
– Фролов, будучи враждебно настроен к политике ВКП(б) и советской власти, систематически проводил активную антисоветскую и контрреволюционную агитацию, говоря: «Сталин со своей сворой никак не хочет уступать место, убил массу людей и все-таки власть не отдает… Большевики укрепляют себе власть, сажая честных невинных людей в тюрьмы, а сказать нельзя – в тюрьму попадешь на 25 лет». Допрошенный в качестве обвиняемого, Фролов виновным себя признал, а также полностью изобличается показаниями свидетелей. Постановил: дело передать на рассмотрение Тройки. Старший лейтенант милиции районного отдела УНКВД, Косицын.
– Подписывать будете, Фролов?
– Буду, – безвольно ответил мужчина.
Выписка из протокола заседания Тройки при УНКВД СССР от 16 ноября 1936 года:
«Дело Фролова М. Ю.
В прошлом торговец, имел совместно с отцом лавку. Обвиняется в том, что среди сотрудников ОГПУ вел контрреволюционную агитацию, высказывал пораженческие настроения с угрозами расправы над коммунистами, выступал против мероприятий партии и правительства, вел антипартийную агитацию.
Постановили: Фролова Михаила Юрьевича – расстрелять, лично принадлежащее имущество конфисковать. Дата расстрела: 19 ноября 1936 года.
Из воспоминаний одного из исполнителей приговора:
«И теперь в полусонном, а точнее – полуобморочном состоянии Фролов брел в сторону того особого помещения, где приводилась в исполнение сталинская «Первая категория», то есть расстрел. Когда он вошёл туда, ему велели всё снять. Он сначала не понял. Затем побледнел. Пробормотал что-то вроде: «А как же…» Потом торопливо стянул с себя гимнастерку, для этого ему пришлось вынуть из карманов брюк руки, и его наркомовские галифе – без ремня и пуговиц – свалились. Когда один из следователей замахнулся на него, чтобы ударить, он жалобно попросил: «Не надо!». Тогда многие вспомнили, как он истязал в их кабинетах подследственных, особенно сатанея при виде могучих рослых мужчин. Тут не удержался конвоир – врезал прикладом. Фролов рухнул. От его крика все как будто с цепи сорвались. Он не устоял, а когда поднялся, изо рта у него текла струйка крови. И он уже мало напоминал живое существо…».
– Всё! – с облегчением выдохнул Нахрапов.
– Всё! – машинально повторила Римма Эдуардовна.
В комнате повисла тишина.
– Вот как бывает, – первым нарушил молчание Бобров. – А знаете, я сегодня был в доме, и дом мне показал Фролова…
Если бы не эта статья, Николай вряд ли решился бы на откровенность. Вдруг Римма и Нахрапов решат, что он просто слишком впечатлительный, вот ему и чудится невесть что? Но смеяться никто не стал, и Бобров рассказал все, что сегодня увидел.
– Получается, что Фролов сам вначале расстреливал мирных граждан, пока в НКВД не начались чистки, и он не угодил под пресс правосудия? – спросила Римма Эдуардовна.
– Вот именно, – согласился с ней Нахрапов. – Такого же правосудия, точнее сказать. Вначале сам был винтиком репрессивной машины, а затем попал в её же жернова.
– Интересно, почему дом нам выдаёт информацию не всю сразу, а частями? И самое интересное, что она не смешивается, хотя подается не в хронологическом порядке! – вслух подумал Бобров…