Будни феодала
Шрифт:
— Отставить смех. Кто-то объявлял об окончании схватки?
Запорожские наемники замечание приняли и пошли на валашского принца. Красиво пошли, с ходу беря его в кольцо. При этом, те что шли прямо — передвигались не торопясь. А парочка заходящая с флангов — наоборот. Пятый, тот вообще бросился бегом, закладывая длинную дугу, имея намерение оказаться за спиной у Цепеша, не позже, чем товарищи начнут поединок.
Уставшему воину пришлось бы несладко, но тут и до его селян, кажется дошло, что они не того били. И деревенские парни, с не меньшим азартом, набросились на казаков.
И
Если б они не рассредоточились, считая что драться будут только с Цепешем, то вряд ли новобранцы смогли бы противопоставить что-то слаженному строю казаков, а поодиночке их таки начали бить. И довольно крепко, отыгрываясь за собственные шишки и синяки. Еще одна непременная ошибка всех, кто не имеет боевого опыта — селяне стали входить в раж.
— Прекратить! — заорал я изо всех сил. — Учение закончено! Прекратить!
Угу, проще атакующего бугая остановить добры словом. Придется применять более радикальный метод. К счастью, заметив возникшие затруднения, на помощь подоспел староста. И в ход пошел опыт веков, когда на празднествах или сельской сходке надо было остудить чересчур разгоряченные головы.
Бабы и подростки организовали живую цепь к колодцу и… В общем, хватило десяти ведер. После чего воинственное пламя угасло и на выгоне воцарилась тишина и порядок.
— Молодцы! — я в очередной раз подсластил пилюлю. — Любо-дорого посмотреть… Все заслужили похвалу. А теперь — обедать и отдыхать. Как солнце к закату склонится — продолжим. Еще денек, и настоящими воинами станете. Не верите, вон у господина Цепеша спросите. Он еще совсем недавно городской стражей в Каменце командовал. В чине капитана. Так что новобранцев повидал больше, чем вы капустных голов. Верно, говорю?
— Каждое слово святая истина, сударь… — с самым серьезным видом, церемонно поклонился тот. — Отменный материал. Мне даже страшно подумать, что будет, если дать им в руки настоящее оружие.
— Завтра и посмотрим, — шутку юмора я уловил, но подыгрывать не стал. — Сегодня еще разок с шестами поработаем, а завтра начнем учиться работать с боевыми косами, вилами и цепами. Уверен, с этим видом оружия заминки не будет. А заодно, поглядим, чему Федот обучил ваших односельчан.
* * *
Деревня, как деревня. Ничего особенного. Два десятка приземистых хижин, покосившихся от возраста. Потемневшая от дождей и снега крыша из тростника. Местами поваленный плетень. Столбы подгнили, а подправить или сменить — руки не дошли. Или желания не было. Так часто случается, если земли переходят из рук в руки от одного господина к другому. И новый, зная что тоже не на всегда осел, а получил деревеньку в кормление, старается выжать из крестьян по максимуму. Сколько успеет. А то и вовсе — все подчистую выгребает, до последней крохи. И тогда в деревнях остаются бабы да ребятишки, а мужики выходят на разбой. Терять то им нечего. Лучше от сабли казаков или стражников, чем
Сколько таких полузаброшенных, а то и вовсе призрачных деревень пришлось повидать на этих, казалось бы, созданных для благополучия, землях. Ан нет, где басурмане не сожгли, там свои господа разорили.
Но, в этот раз, что-то было иначе.
Во-первых, — слишком много воронья кружилось на противоположной стороне околицы.
Во-вторых, — псы… В том смысле, что даже в самом убогом селении всегда имеется хоть парочка кабыздохов. Заливистым лаем встречая еще перед оградой всякого чужака. А как иначе успеть сбежать или спрятаться?
А в-третьих, — в воздухе, хоть и слабо, но весьма отчетливо попахивало… церковным елеем, миром или какими-то другими воскурениями... Я в этом не разбираюсь. Но кто хоть один раз вдохнул этот запах, с другими уже никогда не спутает.
Я вынул мушкет, проверил заряжен ли и осторожно, прислушиваясь к любым звукам, направил коня не к центру, как обычно, а в объезд. Береженного, как говорится — и Бог бережет.
Интуиция не подвела. Не зря воронье кружило. Всего три хаты проехал, когда наткнулся на то, что приманивало птиц со всей округи — кипу человеческих тел. Кто-то не поленился стащить их в одно место, раздеть догола и сложить одно на другое, как поленницу… Несколько десятков трупов. В основном, женщин и детей. Единственный мужчина — седобородый старец — взирал на них черными ямами обожженных глазниц, приколоченный к избе напротив.
— Охренеть… Это кто ж так развлекается?..
Судя по тому, что в кипе виднелись тела молодых девушек и подростков, на деревню напали не басурмане. Даже больные на всю голову башибузуки не стали бы убивать тех, кого можно выгодно продать на невольничьем рынке. Харцызы, если с перепою и обозленные, что не нашли чем поживиться — те могли… Но в этом случае тела валялись бы там, где их настигла смерть и все равно среди трупов не было бы столько девок. Для продажи или забавы, но большую часть увели бы с собой.
Куча-мала из покойников больше всего напоминала попытку сложить погребальный костер. Но странный какой-то. Без единого полена. Даже хворостом не обложили.
Но проехав еще пару десятков шагов, я позабыл о них, поскольку новое зрелище было гораздо важнее.
В том самом центре деревни, который я решил объехать, дров хватало. С них даже целую поленницу соорудили. Наверху которой стояла девушка. В белом платье и венце из полевых цветов, чем радикально отличалась от окружавшей аутодафе толпы в черных плащах, сутанах и вороненых доспехах.
«Черные» молись, преклонив колени, но, похоже, торжественная часть подходила к завершению, потому что один из них, уже стоял рядом поленницей, держа наготове горящий факел.
Я не собрание добродетелей и не ангел, но с детства терпеть ненавижу инквизиторов именно из-за аутодафе. Потому что это очень больно… Я сам огня побаиваюсь и всегда считал, что на подобную смерть заслуживают только конченные отморозки, имеющие на совести десятки жизней. И уж точно не юные девицы, обвиненные полоумными святошами в связи с дьяволом. А скорее всего за то, что красивая, а благочестив отцам не дала…