Будни и праздники императорского двора
Шрифт:
Августа 9 дня. Взятие Нарвы (в 1704 г. взята Нарва. – А. В.).
Августа 19 дня. Воспоминание одержанной над прусской армией победы (в этот день, 19 августа 1757 г., в ходе Семилетней войны в Восточной Пруссии при Гросс-Егерсдорфе русская армия разбила корпус Левальда, и открылась неиспользованная возможность наступления на Кенигсберг, но Апраксин отошел в Тильзит. – А. В.).
Сентября 28 дня. Воспоминание победы, одержанной над генералом Левенгауптом (разгром корпуса Левенгаупта 28 сентября 1708 г. у д. Лесной под городом Пропойск, ныне Славгород, в ходе Северной войны, двигавшегося с обозом на соединение с Карлом II, – первая крупная победа над регулярной шведской армией в полевом сражении. – А. В.).
Октября 11
«Священное коронование»: коронация
Коронация была главным торжеством при вступлении на престол и памятной датой, ежегодно затем отмечаемой. Праздник был призван поддержать имидж великой державы. «Торжества данного типа, – пишет историк И. И. Несмеянова, – имели важное политическое, ритуально-символическое, ментальное, эстетическое значение в жизни царствующей фамилии и двора в целом, выражая специфику русской цивилизации с ее греко-византийскими корнями в сочетании с западноевропейскими заимствованиями эпохи петровской модернизации…» [389] Длинное, но достаточно точное и полное определение.
Коронационные торжества объединяли императорскую семью, представителей элиты и различных сословий.
В каждом «Сценарии власти» при общей похожести коронация несла несколько отличающиеся смысловые акценты, которые улавливались современниками. Эти характерные черты отмечает американский исследователь Ричард Уортман.
Вступая на престол, Павел I сделал акцент на законной преемственности власти, а не на пользе или целесообразности. «Церемонии коронации Павла I в апреле 1797 г., – пишет Ричард Уортман, – представили образ и модель власти, которая, по мнению Павла, должна была внести в государство порядок. Если Елизавета и Екатерина сыграли роль освободительниц и благодетельниц, радующих отечество, то Павел явился в Москву как носитель духа порядка и стабильности, воплощение дисциплины, которая должна была выкорчевать "потемкинский дух"» [390] .
Апогеем придворного этикета была коронация в Москве, с которой Павел I поспешил, стремясь как можно быстрее утвердиться в своем новом статусе и памятуя об участи отца [391] . Вопреки мнению американского исследователя Р. Уортмана, считавшего, что официальное описание коронации Павла I не было опубликовано, оно все-таки было издано как «Чин действия, каким образом совершилось коронование Е. И. В. Павла I по церковному чиноположению» (М., 1797). Кроме того, оно воссоздается историками на основании записей в камер-фурьерских журналах и записок современников. О коронационных торжествах в Москве писали часто, так как очень многие были их участниками или хотя бы свидетелями. Можно назвать Е. Ф. Комаровского [392] , А. Н. Корсакова [393] С. Сестренцевича [394] , А. С. Пишчевича и др. Граф Ф. Г. Головкин привел в своих воспоминаниях выдержки из дневника с расписанными по дням различными мероприятиями, отметил появление императора 5 апреля 1797 г. в мундире и высоких сапогах [395] . Страсть к церемониям проявилась в эти дни с особой силой. Павел радовался, как ребенок, даже репетиции церемонии коронации.
Коронование императора Павла 5 (16) апреля 1797 г. завершило формирование обряда «русского чина священного коронования». Начиная с этого дня для священного коронования существовало уже определенное и неизменное «церковное чиноположение». Молебное пение также получило более законченный и стройный вид; в него были включены «приличные случаю» прошения, эктении, тропари, паримии (из Исайи: 49, 13–19; Апостола: Рим. 13, 1-13 и Евангелия Мф., 22, 15–22). С этого коронования регалии неизменно возлагались самим императором, который лишь принимал их из рук первенствующего архиерея [396] .
Новшеством было то, что император дошел почти до Красной площади и остановился у часовни Иверской Божьей матери. Это был прецедент демонстрации религиозных чувств; этому стали следовать при последующих коронациях. Павел I после причащения на алтаре презентировал себя как религиозного лидера империи.
Он
Отступлением от ритуала в знаменательный день коронации 5 (16) апреля 1797 г. было и то, что император со ступенек трона прочитал манифест о престолонаследии, утвердивший австрийскую систему перехода престола в мужском поколении по старшинству (женщины допускались только в случае полного отсутствия наследников мужского пола). Наследник Александр Павлович получил титул цесаревича. Впрочем, за участие в Итальянском и Швейцарском походах его брат Константин и любимый сын Павла I (в нарушение первоначального замысла) тоже получил титул цесаревича, который сохранялся за ним до кончины от холеры в Витебске в 1831 г. В день коронации было издан еще один принципиально важный для Павла I указ – «Установление о Российских Императорских орденах» с регламентацией ритуалов и мероприятий благотворительного характера. Ордена, учрежденные при Екатерине II, в нем не назывались (Св. Георгия и Св. Владимира). Потребовалось ходатайство Е. И. Нелидовой, чтобы 14 апреля был принят указ, в котором говорилось: «А орден Св. Великомученика и Победоносца Георгия остается на прежнем основании, так как и статус его» [397] . Орден Св. Владимира был восстановлен при Александре I.
Коронации последующих императоров: Александра 1 – 15 сентября 1801 г. [398] , Николая 1 – 22 августа 1826 г. [399] , Александра II – 26 августа 1856 г. [400] и Александра III – 15 мая 1883 г. [401] проходили по единому сценарию. Единственное, что не прижилось, – возложение на себя древневизантийского долматика, после которого уже Павлом I надета была порфира. Последующие императоры обходились без этого вызывающего жеста.
«Коронацией Александра, – пишет Р. Уортман, – открылся сценарий доброго и кроткого монарха, который правит своими подданными, непритворно заботясь об их благоденствии» [402] . «Как известно, в семье Александра Павловича называли "ангел", "наш ангел", и "ангельская персона", – как заметил Р. Уортман, – была лейтмотивом александровского сценария». В Москве, где он пробыл сорок дней, Александр Павлович появлялся на улицах среди народа, был доступен, скромен и прост. Поэты сравнивали его с ангел ом-хранителем России и «Августом на престоле». «Сценарий, – как заметил все тот же историк, – допускал демонстрации народного энтузиазма, но не поощрял их. Такой сценарий был возвращением к екатерининскому сценарию взаимной любви, но происходило это не столь явно: не должно было появиться даже намека на то, что власть Александра может основываться на общественном одобрении» [403] .
В дни коронационных торжеств только Елизавете Алексеевне могла показаться смешной похожая на большой фонарь карета и четыре сидящих напротив нее пажа. Александра, едущего верхом впереди, народ встречал шепотом: «наш царь-батюшка», «наше красное солнышко», люди падали на колени, целовали его сапоги и круп коня. Александр I не стал возлагать на себя поверх мантии долматик. Более того, он не воспользовался древней привилегией царей самому причащаться хлебом и вином, без посредничества отправляющего службу священника. Он смиренно принял чашу со Святыми Дарами из рук митрополита. Он предстал покорным сыном церкви и покорил сердца присутствующих. Балы продолжались неделю, и дамы разорялись на туалетах, кружась в танцах вокруг своего двадцатитрехлетнего «порфироносного ангела». Через три месяца ему исполнится 24 года.
Коронация Николая I, отложенная из-за кончины императрицы Елизаветы Алексеевны, была вновь назначена манифестом от 2 августа на 22 августа 1826 г. Манифест имел длинное название: «О совершении священного коронования Его Императорского Величества и о дарованных по сему случаю милостях и облегчениях разным состояниям». Милостей было не столь уж много. Пожизненная каторга декабристам, осужденным по первому разряду (31 человек), заменена на двадцатилетнюю. «Военным людям, крестьянам и прочим обывателям, кроме евреев, отлучившимся за границу» объявлялось «прощение в течение года» и т. п.