Будни и праздники
Шрифт:
Толпа напуганных ребятишек жалась к прутьям ограды, подальше от здания. Раскинув руки, чтобы какой-нибудь несмышленыш не кинулся в школу, их заслонили собой бледные осунувшиеся учителя.
На крыльцо взбежал бородач. Сергею бросилось в глаза, что батник на его спине пересекла наискосок узкая красная тесьма. Задело чем-то человека.
Бородач бросил учителям, кивнул на входную дверь:
— Там остался кто-нибудь?
— Не знаем!..
Бородач исчез в дверях. Сергей бросился за ним, подхваченный чувствами, которым
— Назад, всем не входить!..
Бородач, привыкший, судя по всему, распоряжаться, выпалил:
— Проверяйте каждый класс! Под партами.
Началась сумасшедшая гонка по коридорам. В ней повторялись одни и те же действия: следовало рвануть ручку на себя, забежать в класс, вскочить на парты, промчаться по ним, заглядывая во все углы, выскочить в коридор и нестись дальше. Рывок двери, класс, рывок, класс, еще рывок. То в одной комнате, то в другой он замечал пугающие трещины, а то и щели поперек стен. В уборной на четвертом этаже на кафель легла полоса света, бившая из угла. Там стены отошли друг от друга на добрую ладонь. Сергею почудилось, что вот сейчас они повалятся на улицу, и ему пришлось от них отвернуться, чтобы взять себя в руки.
Детворы нигде не было, и по мере того, как все меньше оставалось непроверенных классов, становилось спокойнее. До Сергея лишь однажды донесся из дальнего конца коридора голос бородача и детское всхлипыванье. Нашел-таки парень какого-то трусишку, залезшего под парту.
В соседнем классе явственно послышались шаги. Сергей суматошно вбежал в него и облегченно вздохнул, увидев Николая. Тот прохаживался по комнате, приходя в себя после бега по этажам, потный, шумно дышащий, и разглядывал стены, на которых висели портреты стариков в допотопных пиджаках, и шкафы с вылетевшими стеклами.
Перед одним из шкафом лежали битые приборы. Николай поднял неизвестно как уцелевший стеклянный сосуд на подставке и перенес его на подоконник, чтобы кто-нибудь ненароком не наступил.
— Дает стихия прикурить!.. — Он рассматривал сосуд, внутри которого на тонюсеньком стерженьке застыло нечто вроде детской вертушки с растопыренными лопастями. — Серега, не знаешь, что это такое?
— Не припомню! — Сергей на всякий случай заглянул за шкафы. — Что-то по физике.
Николай переставил сосуд на освещенный солнцем край подоконника, чтобы получше рассмотреть, какая диковина ему попалась. И замер, потому что свершилось чудо: лопасти дрогнули, пошли по кругу, и вот уж вертушка плавно и бесшумно закружилась! Без моторчика!
Не веря собственным глазам, Николай поднял прибор, осмотрел подставку. Гладкая массивная дощечка, ничего больше. Поставил прибор на место, и лопасти, замедлившие было свое кружение, слились в стремительное серебристое кольцо.
— Гляди, Серега! — Николай забыл на минуту, зачем они
В комнату заглянул бородач, смерил обоих тревожным взглядом.
— Что случилось?
— Слушай, друг! — В голосе Николая промелькнуло смущенье. Он приложил руку к груди, заранее извиняясь, что в такой момент интересуется чепухой. — Может, знаешь, отчего она вертится? Чушь, конечно, но заело.
Бородач непонимающе вгляделся в него, покачал головой, молча осуждая за нелепый сейчас вопрос.
— В школе разве не учился?
— Почему же? Да всего не упомнишь…
— А не боишься, что в данный момент, когда ты любопытствуешь, тряхнет вторично, что полетим мы с тобой вверх тормашками?
Сергей тотчас глянул на стены, словно ожидал, что они вот-вот завалятся. И удивился спокойному ответу Николая:
— Сразу второго толчка не бывает, еще по Ташкенту знаю. Попозже обязательно тряхнет, а пока будет тихо.
— Значит, опытный по части землетрясений? — сбавил тон бородач.
— Я, друг ты мой, по всему опытный… Так отчего, говоришь, вертушка крутится?
Покоренный выдержкой Николая, бородач подошел к прибору и заслонил его ладонями от солнца. В серебристом кольце замелькали темные провалы: лопасти замедляли круженье. Бородач направился к двери, считая, что все растолковал достаточно доступно, но, поскольку Николай с Сергеем продолжали недоуменно смотреть, как вертушка опять набирала скорость, нетерпеливо кинул:
— Прибор наглядно показывает, что солнечный свет давит. В колбе — вакуум… Пошли, товарищи!
Уже направляясь к двери, Николай многозначительно поджал губы и подмигнул Сергею.
— Понял? Свет! Невесомый, ласковый, а давление оказывает.
— Ну и что?
— А то, — поставил он точку. — Двигай!..
Ребят, ни старших, ни младших, больше не обнаружили. Во дворе застали лишь двух учительниц, которые встречали подходивших школьников и отправляли их назад, домой. Мальчишки восторженно свистели, радуясь, что уроков не будет.
Улица также обезлюдела. Редкие прохожие шли по ее середине и неохотно уступали дорогу машинам. А солнце светило по-прежнему безмятежно. Равнодушное и далекое небо было пустым. Только из-за домов, со стороны головных сооружений, заползало на него грузное облако.
Высоко протрещал зеленый вертолет. Его кабина напоминала скорбное лицо с непроницаемыми глазницами и коротким округлым носом, опущенным книзу.
Одна и та же мысль завладела всеми троими: Аланга стала похожа на разбомбленный во время войны город. Черепичные крыши облысели, обнажив стропила, за рухнувшими стенами трех или четырех домов открылись миру во всей своей обнаженности комнаты с кроватями, шкафами, стульями… И всюду лежала желто-серая пыль. Она висела и в воздухе, душная, сухая. Ветер, обычно поднимавшийся в Аланге с восходом солнца, сегодня что-то запаздывал.