Будни рэкетиров или Кристина
Шрифт:
– А вроде баба болтает?
– Телевизор.
– А… – ответ навряд ли удовлетворил Витрякова, но сейчас ему было не до выяснения подробностей.
«Поразительная чувствительность, – содрогнулся Бонифацкий, – можно подумать, у него видеофон под рукой. «Или, точнее, перед носом».
– Слушай, Вацик, тут полный пипец! Этот Поришайло, сука, по беспределу на нас накатил. Такое, б-дь на х… устроил! Смерть, б-дь на х… мухам! Ты понял?!
– Что стряслось?
– Что стряслось?! – переспросил
– С Павлом Ивановичем?
– И с ним тоже, б-дь. Он нам своих пацанов прислал.
– Из конторы?
– Нет, б-дь на х… из балета. – Витряков сцедил слюну через зубы. Боник так не умел. И вообще никогда не пробовал.
– Поехали мы сегодня на точку…
– На ликероводочный склад? – уточнил Вацик.
– Ну. – Витряков замолк, заново переваривая пережитое.
– Я слушаю, Леня.
– Я, б-дь на х… счастлив, что ты слушаешь. После склада я с фазаном этим сраным стрелу, б-дь, забил. В одиннадцать утра.
– С Артемом, в смысле?
– Нет, б-дь, с папой римским. А он, шкура, видать нас еще от гостиницы пас. И когда мы на стрелу через сраный лес перлись, они нам, б-дь, такую прочуханку устроили! Конкретную, б-дь! Ебическая сила! Ты, б-дь на х… слушаешь, или нет?!
– Слушаю, – сказал Боник. А что было еще говорить?
– Сучары! Шкуры! – Витряков сорвался на крик. – Из автоматов посекли. Помидора замочили. Кашкету граблю зацепило. Мы с Филей в норме, а всех твоих эСБэУшников к драной бабке, в капусту! Ты слушаешь, Боник?
– Да, – кивнул Бонифацкий, и одернул Юлькину руку, устроившуюся было на пенисе. – Не сейчас!
– Фи! Противный.
– Умолкни!
– Чего ты там говоришь? Не понял?!
– Это телевизор. Возвращайтесь в Ялту, Леня.
– Я этого, б-дь, Поришайлу, в очко трахну… Это, б-дь на х… война.
– Да, – кивнул Боник. Это война. Но танцевать мы будем отсюда. Мы их в Пионерске припрем. Кто у тебя остался?
– Филя, Кашкет и Кинг-Конг.
– Слушай, Леня. Надо бы, чтобы Павел Иванович по своим каналам прояснил, на какие силовые структуры опирается этот Поришайло.
– А? Не понял? О чем ты говоришь?
– Я говорю, что бы Павел Иванович…
– Слушай, Вацик. У меня с утра в балде звенит! Не слышу, б-дь на х… ни хрена. Сам ему позвони.
– Хорошо. Тогда возвращайтесь.
– Слышишь, Вацик! И еще скажи своему Павлу, как будешь базарить, чтобы на нас его эСБэУшников не повесили. Мы их и пальцем не трогали.
– Я позвоню. Не повесят. Сегодня же выезжайте.
– Хорошо.
– Сегодня в «Боцмане» зажигают, – сказала Юля, когда Боник нажал отбой. – Поехали, папочка. Оторвемся. А потом трахнемся.
– Не называй меня папочкой! – рявкнул Боник, и вышел, грохнув дверью.
суббота, после обеда
Из лесу приятели вернулись к Атасову. Андрей сразу засел за телефон. Дома раз за разом срабатывал автоответчик.
– Да что она, звук
– Что-то не так, Андрюша? – Армеец устроился на краешке тумбочки.
– Кристина куда-то запропастилась…
Он рассказал Эдику все как есть, чувствуя облегчение от того, что часть тревоги передалась приятелю. Хоть она никогда не делится поровну. Но, Армеец хотя бы умел слушать.
– В-вчера не встретил? – переспросил Эдик. – Так, может, она еще в больнице?
– Я там был вчера. – Пустая палата Кристины до сих пор стояла перед глазами.
К ним подошел Атасов:
– Ты, Бандура, наговорился? Освободи линию! Позвонить надо.
– Мне надо съездить домой, – Андрей накинул куртку. – Может, телефон не работает?
– Ты сообщение о-оставил?
– А как же. Четыре раза подряд. Мол, где я и что. Перезвони.
– Давай вместе прокатимся, – неожиданно предложил Армеец. – Вдвоем веселее. Если ты не п-против.
Андрей был «за». На душе лежал камень, который вдвоем нести легче. Так ему, по крайней мере, казалось.
– Спасибо, дружище.
Предупредив Атасова, они вышли на улицу и уселись в машину Эдика.
Квартира на бульваре Ивана Лепсе хранила тысячу ее следов. Пол был чисто подметен, посуда вымыта и расставлена по полкам. На двери холодильника Андрей обнаружил записку, сделанную Кристиной на оторванном уголке «Экспресс-объявы», и прикрепленную при помощи миниатюрного магнита:
Андрюшенька, зайчик. Суп с фрикадельками в кастрюльке, тушеное мясо и гарнир – в гусятнице. Кисель я перелила в банку. Приедешь раньше меня, разогревай и кушай. Я скоро буду.
Твоя Кристина.
Андрей распахнул дверцу. В полном соответствии записке кастрюля, казанок и кисель в банке стояли, как «Богатыри» с картины Васнецова. [117] Сердце Андрея сжалось. От любви, от нежности и благодарности. И от очень нехорошего предчувствия…
117
Васнецов Виктор Михайлович (1848–1926) – выдающийся русский художник, мастер живописи на исторические и фольклорные сюжеты. Кроме упомянутых богатырей, широко известны картины Васнецова «После побоища Игоря Святославича с половцами» (1880), «Витязь на распутье» (1878) и др.
Проскользнула нелепая мысль, что Кристину он больше не увидит.
«Ты когда в больнице-то был?»
«Ну, пару дней назад…»
«Вот, значит, и попрощался. И записка – это последнее „Прости“, имей в виду».
«Ой, непохоже», – попытался улыбнуться Андрей.
«А похожие только в сериалах пишут».
– Ерунда! – сказал Бандура, и замотал головой как конь, которого замучила мошкара.