Буду с тобой
Шрифт:
Немного поев, мы убираем поднос на стол, и Платон гасит свет. До того, как поцеловать меня, Маркелов успевает показать несколько созвездий. Всем давно известные большая и малая медведицы в ночном небе над тайгой видны как на картинке в учебнике по астрономии, но губы Платона перенимают эстафету у этой местной достопримечательности.
– За водичкой схожу, – сбивчиво говорит Платон.
Я киваю в привычной глазам темноте и провожаю светлую голову взглядом. Потянувшись на раскуроченной постели, я перевожу сбившееся дыхание.
Маркелов
– Ты чего? Возвращайся, – зову его, сев на середину матраса и нервничая расправляю сбившееся покрывало.
– Да нет. Надо подостыть. У меня с собой защиты нет. Думал, положил пачку в карман, видимо, только думал. А может и выпала где. Так что, на сегодня у нас только звёзды, – расстроенно вздыхает Платон и я вижу, как он трёт рукой затылок. – Вон ещё прикольное созвездие, но как называется не помню и интернет здесь не ловит. – переводит тему.
Я словно зависаю на мгновение в попытке сообразить, что он только что сказал и как я к этому причастна. Осознаю и тороплюсь исправить.
– Ты положил, это я спички искала и нашла... Короче, они там на полке над вешалкой. Под шапками, я переложила, случайно, – признаюсь я и про себя посыпаю голову пеплом.
Такой момент был, и я его если не испортила, то точно смазала.
– Соколова, у меня такое чувство сейчас дурацкое, что я тебя заставляю, – усмехается Платон и не торопится спуститься за той злосчастной пачкой.
– Нет, я сама хочу. Правда, – говорю я и, прикусывая губу, проклиная себя за свою выходку.
Сама не понимаю, зачем спрятала упаковку с защитой, а не вернула их на место.
– Тогда иди сюда!
Сердце заходится в светлой радости за предоставленное мне право выбора. А вместе с ней и понимание, безотчётное, но, без сомнений, верное – выбор сделан, и он правильный.
Я ни о чём больше не думаю, нет нужды отгонять хоть какие-то сомнения. Они просто развеялись. Отпускаю себя на все сто процентов позволяю раствориться в новых отношениях.
Едва ли мы с Платоном налюбовались звёздами, заменяем рассветом, встречая его в обнимку.
– Никогда не думала, что у моих детей будет такое необычное отчество, – говорю с улыбкой, озвучивая мимолётную и, возможно, глупую мысль.
Замерев на секунду и прикусив поспешно губу, выдыхаю под смех Платона с утренней хрипотцой.
– Платоновна, Платонович, необычно, но звучит неплохо, – заключает Маркелов и крепче прижимает к себе.
Чем выше встаёт солнце, тем тяжелее становятся веки. Засыпаю с Платоном под тяжёлым ватным одеялом, а просыпаюсь уже одна, под ритмичный стук молотка. Через окно комнаты под крышей ничего не видно, одевшись, выхожу на улицу, ёжась и вдыхая свежий и прохладный воздух.
На
Трудяга.
Забив очередной гвоздь, Платон делает паузу, берёт в руки доску и прикидывает туда, где ему нужно закрыть дыру в заборе. Я немного наблюдаю и успеваю воспользоваться этой тишиной, когда Маркелов снова берётся за молоток.
– Доброго утра! – желаю ещё раз, хотя четырьмя часами ранее мы уже друг другу пожелали этого без слов. Оно, это утро, уже доброе.
– Доброго, – Платон расплывается в улыбке, которая тут же гаснет. – Я разбудил тебя?
– Нет, я сама проснулась, – пожимаю плечами, действительно не чувствуя себя уставшей, напротив, полна сил.
Действительно, это место силы, пусть такое простое, без изысков и привычных по комфорту удобств.
– Сейчас доделаю и кофе вместе попьём.
– Тебе тут долго? Я могу пока завтрак приготовить.
– Нет, ты как раз успеешь, – улыбается Платон.
– Лапшу или кашу?
– Ммм. Давай лапшу! Вспомню молодость!
– Ой, тоже мне старик, – усмехаюсь я.
Маркелов отыскивает в жестяной баночке гвоздь и снова берётся за работу, я возвращаюсь в дом.
В печке трещат дрова, я ставлю полный чайник на раскалённое железо. Под стук молотка готовлю завтрак, нарезаю колбасу и намазываю хлеб плавленым сыром, завариваю лапшу себе и Платону. У меня уже всё готово, а Маркелов ещё стучит молотком. Не тороплю его, подогреваю воду в тазике и успеваю ещё помыть вчерашнюю посуду.
Как раз вытираю стол и вижу в окно кухни идущего в дом Платона. У его уха телефон и он с кем-то разговаривает, настойчиво объясняя, что будет не раньше чем завтра, а это значит, что сегодня ещё один выходной. Заходит Платон на кухню уже закончив разговор.
– Потеряли тебя?
– Да, ничего без меня решить не могут, во всё надо носом тыкать. Как жаль, что здесь только интернет плохо ловит, хорошо бы и связи вовсе не было. Сам я эту гадость отключить не смогу, – мило ворчит Платон и бросает телефон в пустую трёхлитровую банку, стоящую на широком подоконнике.
– Здесь сядем?
– Да, нам в принципе позавтракать и можно уже на электричку идти.
– А крыша? Ты же вроде крышу хотел чинить? – уточняю я, нет совсем желания покидать это местечко, я даже готова второй раз к реке сходить.
– Я посмотрел, там так не сделать. Материал нужен и одному не сдюжить. Зимой дорога встанет, я сюда пару ребят завезу. Всё быстро сделаем дней за пять.
– Пять дней?! Меня с собой возьмёшь?
– Нет конечно! – возмущённо выдыхает Маркелов и садится на табурет.
– Почему? Я буду вам готовить.
– Соколова, я лучше лапшу погрызу, даже сырую, чем тебя сюда зимой потащу придатки твои морозить. Ты потом чем наших детей рожать будешь?
– Тиран, – смеюсь я.
От такой заботы улыбка до ушей хоть завязочки пришей.